Рейнские легенды

— Гильден, Гильден, — сказал он ему, — бросался ты и в Рейн, кидался и в огонь, ища смерти, и бродишь ты теперь диким зверем, видом своим пугаешь людей. Отчего же не подумал ты идти туда, куда призывает долг рыцаря?

— Куда же? — с удивлением спросил Гильден.

— В Святую Палестину.

— Недостоин я носить крест, великий я грешник! — отвечал Гильден.

— Все мы грешны! — возразил рыцарь, — но каждый должен исполнять свой долг. Едем, Гильден!

Стало вдруг на душе Гильдена как-то легко. Поспешил он в свой замок и, надев власяницу, подвязавшись веревкой и взяв посох, присоединился к рыцарю. Но рыцарь вскоре покинул его: пеший конному не товарищ.

Много великих подвигов христианской любви совершил в Палестине этот смиренный паломник с посохом в руках вместо оружия. Не бился он с врагами, но его видали в самых опасных местах: всюду искал он смерти.

Наконец, при осаде Птолемеи был Гильден ранен, и лежал он в поле и молился, прося себе смерти. Вдруг явился перед ним его спутник, светлый рыцарь; показалось Гильдену, что он спустился к нему откуда-то сверху и, взяв его за руку, сказал ему:

— Пойдем со мной, Гертруда давно ждет тебя!

Любовь погубила Гильдена, любовь и спасла!

— На роду было написано Гильдену не исполнять рыцарского слова! — сказал черт, напрасно прождав его душу.

До сих пор жители Лорха показывают тропу по отвесной скале Кёдериха, по которой Гильден взобрался в монастырь. Это настоящая чертова лестница, как зовут ее в народе, — так крута и узка она, а ступени выбиты в скале сажени на три одна от другой.

В ратуше Лорха, говорят, сохраняется и уздечка адского коня Гильдена, но мы ее не видали.

Башня Гаттона

Тихо течет серебристый Рейн до Бингена; высокие холмы его берегов покрыты виноградниками, красивые города и дачи дышат миром и спокойствием. Но под Бингеном начинает хмуро бурлить серебристый Рейн, волны его мутны и, сердито пенясь, взлетают они на высокие серые утесы, что в этом месте заменяют цветущие зеленые холмы. Вот оттого-то и в песнях разно поется: то серебряный Рейн, то — мутный.

— Где видал ты Рейн? — спрашивали в старину певцы друг у друга, — около Бингена или у Страсбурга?

Ну вот в этом то месте недалеко от Бингена, где особенно бурлит и шумит Рейн, среди реки выдвинулся серый утес, а на нем точно высечена из камня старая черная башня. Башня епископа Гаттона или Крысиная башня, как зовут ее и до сих пор в народе. И до сих пор рыбаки избегают приближаться к ней со своими снастями: «Немало народу погибает здесь в бурные ночи!» — уверяют они.

Кто из нас не знает, как покарал Господь епископа Гаттона? После Соути и нашего великого поэта Жуковского мы не можем взяться рассказать эту легенду. Каждый с детства знает наизусть эту прекрасную балладу[1].

Но мы здесь расскажем другую, более древнюю легенду о той же самой башне, легенду теперь уже совсем забытую.

Выстроена была эта башня Тевтонцами, служила она оплотом против набегов скандинавских пиратов, и звали ее Рейнской башней. Всегда небольшая дружина храбрых героев сторожила в ней пиратов.

Ну вот раз приплыли сюда в великом множестве скандинавы и окружили башню своими узкими ладьями. Всего одиннадцать воинов и тевтонский епископ были тогда в башне. Окруженные врагами, не могли они дать знать об опасности — могли только умереть геройскою смертью.

Долго отбивались они от пиратов, долго осыпали их скандинавы острыми стрелами, долго метали они в башню тараны, давно пробили в ней брешь, но войти не могли: не пускали их храбрые защитники башни.

Но вот ранили уже десятого воина, остались невредимы только епископ да предводитель маленького отряда.

— Прочитай нам отходную, — сказал он епископу, — жить нам осталось недолго: десятеро из нас уже ранены насмерть.

Согласился епископ, и перенесли они своих раненых товарищей в глубокое и темное подземелье Рейнской башни, здесь уложили они их рядом, и епископ прочитал им отходную, обещал им мученический венец на том свете и простился с ними; простились они и друг с другом и остались спокойно ждать смерти.

Епископ же и предводитель отряда взошли на башню, где на высоком ее шпице развевалось еще черно-желтое знамя тевтонцев, и спустили его, чтобы не досталось оно врагам, чтобы не хвастались им после пираты. Убравши знамя, вернулись они на свое место и продолжали битву.

Скоро упал и епископ, пораженный насмерть стрелою.

Перенес и его последний переживший его товарищ в подземелье и положил тело его рядом с другими: десятеро раненых раньше воинов были уже мертвы. Закрыл он тяжелую дверь подземелья и запер ее железным засовом.

— Никто не потревожит вас здесь, — сказал он, — покойтесь с миром, братья тевтонцы!

— Сдавайся! — кричали ему скандинавы, — сдавайся! ты ведь один теперь в башне, а нас несколько тысяч. Сдавайся, и выдай нам твое тевтонское знамя. Все равно, не миновать ему наших рук.

— Не сдаются, а умирают тевтонцы и уж, конечно, волей не отдам я вам свое знамя! — гордо отвечал им вождь.

Вышел он на крышу Рейнской башни и, потрясая черно-желтым знаменем, спрыгнул в мутные волны Рейна.