Реки Лондона

В 1861 году Уильям Бут [74] покинул методистскую церковь в Ливерпуле и отправился в Лондон, где в лучших традициях городского развития основал свою церковь и принес язычникам восточного Лондона кровь и тело Христово, а также общественную деятельность во славу божию. В 1878 году он объявил, что больше не волонтер армии Христа, но регулярный ее солдат, и никак не меньше. Так появилась Армия спасения. Но нет такой армии, которая, сколь бы благими ни были ее цели, захватила бы чужую территорию без сопротивления, и его обеспечила противоборствующая Армия скелетов. Ею двигали джин, общая тупость и общий ропот рабочего люда, что жизнь, мол, и так в наше время тяжелая, а тут еще эти святоши-северяне со своими поучениями. И поэтому Армия скелетов срывала собрания Армии спасения, разгоняла шествия, нападала на ее предводителей. Эмблемой Армии скелетов был белый скелет на черном фоне. Такой значок носили верные ее идеям бездельники повсюду от Уэртинга до Бетнал-Грина. И его же я видел на лацкане призрачного сюртука Николаса Уоллпенни – очевидно, кандидата в новобранцы Армии. Тот же самый значок я нашел потом на кладбище Церкви актеров. Найтингейл говорил, мне понадобится дух-проводник, и, поскольку волшебных медведей, волков и прочей живности не наблюдалось, я решил, что сойдет и прохиндей-кокни.

Значок нашелся там, где я его оставил, – в пластиковой коробке со скрепками. Я достал его, подержал на ладони. Совсем простенький, из дешевого сплава олова и меди. Я сжал его в пальцах и ощутил во рту легкий привкус джина, услышал далекий отзвук какой-то старой песни. Внезапно накатило и тут же прошло чувство жгучей обиды.

Больше я никаких вещей не стал собирать – в моем нематериальном путешествии они не понадобятся, да и сколько можно откладывать неизбежное? И я медленно спустился вниз, в атриум, где меня ждала Молли. Она стояла, опустив голову, и волосы, как плотная черная вуаль, скрывали ее лицо. Руки были сложены на груди.

– Мне тоже не хочется, но я должен, – вздохнул я.

Подняв голову, она впервые посмотрела мне прямо в глаза.

– Давайте, – сказал я.

Она кинулась на меня молниеносно, я даже не увидел движения. Одной рукой обхватила плечи, вцепилась в затылок, другой обвила талию. Ее бюст уперся мне в грудь, а бедра плотно стиснули ногу. Лицом она прижалась к моим ключицам, я почувствовал ее губы на горле. Нахлынул страх, я рванулся, но Молли прижимала меня к себе крепче, чем любовница в порыве страсти. Ее зубы царапнули мне шею – а потом глубоко вонзились. Меня пронзила острая боль, но не как от укуса, а скорее как от удара. Я чувствовал, как она сосет мою кровь, периодически сглатывая. И одновременно стал физически ощущать камень плит под ногами, кирпичи стен, сделанные из желтоватой лондонской глины. Потом вдруг начал проваливаться куда-то спиной назад, а вокруг сияло солнце и пахло смолой.

Это не было похоже ни на очки виртуальной реальности, ни на голографическое изображение, как мы его себе представляем. Я как будто вдохнул вестигий, погрузился в сам камень особняка. И оказался в атриуме, каким Безумство его помнило.

Сработало – я попал куда надо.

* * *

В целом атриум тех времен не сильно отличался от нынешнего, вот только цвета были тусклые, приглушенные, почти как фото в сепии. В ушах звенело, как бывает, когда нырнешь слишком глубоко. Молли нигде не было, но краем глаза я заметил Найтингейла, точнее, отпечаток его образа в памяти камня. Он устало поднимался по лестнице. Я разжал ладонь, чтобы проверить, «держу» ли по-прежнему значок-скелетик. Тот был на месте, и когда я снова сжал пальцы, он едва ощутимо потянул меня на юг. Я повернулся в соответствующую сторону и направился к боковому выходу, откуда можно было попасть к отелю «Бедфорд-плейс». Но, как только пересек атриум, обнаружил, что под ногами у меня разлилась тьма. Словно массивные черно-белые плиты пола стали вдруг прозрачными, а под ними проступила бездна – темная, необъятная, ледяная. Я попытался идти быстрее, но что-то не пускало, сопротивлялось, словно яростный встречный ветер. Пришлось наклониться вперед и напрягать все силы, чтобы сделать хоть шажок. Только миновав с великим трудом узкую комнату для слуг под восточной лестницей, я вдруг задумался: раз уж здесь все не во плоти, может, я и сквозь стенку пройду? Но пару раз как следует приложившись лбом, я решил воспользоваться дверью, как все нормальные люди.

Снаружи воняло лошадьми и шли тридцатые годы прошлого века. Что именно тридцатые, я понял по одежде – двубортным костюмам и гангстерским шляпам. Машины превратились в едва заметные тени, а вот лошади были абсолютно материальны, и от них несло потом и навозом. По тротуарам шли люди, вроде бы совершенно обычные, только глаза у всех были одинаково пустые. Интереса ради я встал прямо на пути у одного из них, и он просто обошел меня, как давно знакомое и незначительное препятствие. Острая боль в шее напомнила, что я сюда явился не по сторонам глазеть.