Реки Лондона

– Импелло! – произнес я как мог спокойно, и левая нога злоумышленника оторвалась от земли и взметнулась в воздух примерно на метр. Тело его дернулось вверх и вправо, он закричал. Должно быть, я ослабил концентрацию – раздался отчетливый влажный треск ломающейся кости у него в лодыжке. Выронив пистолет и неловко взмахнув руками, преступник рухнул на асфальт. Я шагнул к нему и пинком отбросил пистолет подальше. А потом как следует врезал ногой по голове – так, на всякий случай.

Надо было надеть на него наручники. Но в двух шагах от меня лежал Найтингейл, из его груди вырывались влажные хрипы. У него была так называемая сосущая рана грудной стенки – термин, как нельзя более точно передающий характер повреждения. Входное отверстие раны находилось сантиметрах в десяти ниже плеча, но, когда я осторожно перевернул его на бок, выходного отверстия не обнаружил. На курсах первой помощи нас откровенно предупреждали насчет таких ран: каждая секунда на счету, чем дольше будете бестолково суетиться, тем позже приедет «Скорая».

Я понимал, что ребята из резервных групп не могли слышать выстрел – они были слишком далеко. «Эйрвейв» я убил заклинанием, когда подвесил нападавшего в воздухе. И тут вдруг осенило: серебряный свисток в верхнем кармане куртки! Я достал его, поднес к губам и дунул что есть силы.

Боу-стрит огласил звук полицейского свистка. И на мгновение я ощутил некий отклик, вроде вестигия – дыхание ночных улиц, звук свистка, запах крови и свой собственный страх. И мысль, знакомую с давних времен всем полицейским Лондона: а что я здесь делаю в такой поздний час?

А может, я всего лишь поддался панике. Трудно сказать.

Дыхание Найтингейла начало прерываться.

– Дышите, – взмолился я, – честное слово, это не та привычка, которую стоит бросать.

И тут раздался такой долгожданный звук – приближающийся вой сирен.

Главный недостаток блата в том, что никогда не знаешь, работает он в данный момент или нет. А если работает, то на тебя или против. Когда в кабинет для допроса принесли кофе и печенье, я всерьез заподозрил, что сейчас как раз второй вариант. Потому что коллеги-копы ходят давать показания в общую столовую, где сами берут себе кофе. А в помещение для допроса его приносят только подозреваемым. Мы находились в Черинг-Кроссе, и дорогу в столовую я вполне себе знал.

Найтингейл был еще жив. Это все, что мне сообщили, усадив с непривычной стороны стола для допросов. Увезли его в новейший травматологический центр при Университетском госпитале, в состоянии стабильно тяжелом. За этой формулировкой могло крыться все что угодно.

Я взглянул на часы. Было полчетвертого утра, значит, еще и четырех часов не прошло с того момента, как в Найтингейла стреляли. Работая в крупной организации, рано или поздно начинаешь инстинктивно чувствовать, как ускоряется и замедляется пульс бюрократической машины. Вот сейчас я остро ощущал, что на мою голову неотвратимо опускается молот. И то, что я чувствовал его приближение, прослужив в полиции всего два года, означало, что это очень большой и тяжелый молот. И я был почти уверен в том, что знаю, чья рука его занесла, но поделать ничего не мог. Оставалось только сидеть по ту сторону стола с чашкой кофе и парой шоколадных печенек.

Иногда надо заставить себя успокоиться, ничего не делать и просто принять удар. Так вы хотя бы увидите, чем вооружен ваш противник, каковы его намерения, и, если это для вас важно, сможете четко дать понять, что не нарушали закон. А если удар окажется настолько сильным, что собьет вас с ног? Что ж, это риск, без которого никак нельзя.

Сивелл и сержант Стефанопулос вооружились, кстати, довольно неожиданным инструментом – хотя, надеюсь, я не выдал удивления, когда они вошли в кабинет и сели напротив меня. Стефанопулос шмякнула на стол папку. Судя по ее толщине, такое количество материала никоим образом не могло быть собрано за пару часов, наверняка что-то подложили для солидности. Натянуто улыбнувшись, сержант разорвала целлофановую упаковку, достала кассеты и вставила их в магнитофон. Кассет было две: одна – для меня или моего официального представителя, чтобы мои показания потом нельзя было перевернуть с ног на голову, выдергивая слова из контекста. Другая – для полиции, чтобы при необходимости подтвердить, что я все рассказал сам и меня для этого не били по спине, ногам и заднице чулком, набитым шарикоподшипниками. В принципе, кассеты были особо не нужны, так как прямо туда, где я сидел, была направлена камера видеонаблюдения. Трансляцию допроса в режиме реального времени можно было смотреть в комнате для опознания дальше по коридору. И судя по тому, с каким пафосом Сивелл и Стефанопулос начали мой допрос, там наверняка уже сидел какой-то чин из Ассоциации руководителей полицейских служб – как минимум заместитель комиссара.