Не так давно, в начале ХХ века, было найдено в иракском Курдистане его завещание — огромный богословский труд в жанре платоновского диалога — «Базар Гераклида», в котором Несторий соглашается признать свои ошибки, хотя он их признает внешне, чтобы быть вместе с Церковью, но не внутренне — внутренне он не верит в то, что Божество могло страдать, что Божество могло испытывать в чем-то нужду, что Божество могло родиться от женщины[100].
Халкидонское определение 451 года
Православная Церковь, тогда единая — и Западная, и Восточная (папа Римский Лев Великий сыграл в этом решении особую роль), сформулировала принцип, который сейчас по-научному называется «диофизитство» (то есть две природы), но мы обычно называем это Православием. Во Христе две природы, но одна ипостась и одно Лицо. Две природы во Христе — человеческая и Божественная, но они соединены вместе одной подставкой-ипостасью и одной личностью. Таким образом, входя в человеческую природу Христа, которая с нами во всем едина, мы входим в Его Богочеловеческую ипостась, в которой соединено человеческое и Божественное, и поэтому по человечеству, не теряя своей человечности, мы оказываемся в Боге, мы можем быть обожены. Все люди, в том числе и человек Иисус, — это разные ипостаси одной человеческой природы. Поэтому с человеческой природой Христа люди могут соединиться. А так как человеческая природа Иисуса зиждется на Богочеловеческой единой ипостаси и составляет с Богом Сыном одно Лицо, то те христиане, которые действительно становятся одно с Человеком Иисусом, становятся одно и со вторым Лицом Пресвятой Троицы, а следовательно, входят в полноту Божественного естества, в ту самую неприступную Пучину Единого.
На Халкидонском Соборе в 451 году, через 125 лет после Первого Вселенского Собора, Церковь наконец пришла к согласию. Потом это согласие много раз нарушалось, потому что логически оно непонятно и даже невыносимо. Но его суть, если говорить одной фразой, заключается в том, что во Христе две природы, но одна Личность. Как очень хорошо сказал богослов ХХ века Владимир Николаевич Лосский, «два единосущия, но Один единосущный». То есть две природы — Божественная и человеческая, а Личность одна. А как же соотносятся тогда в этой одной личности Божественное и человеческое? И вот здесь уже у отцов не нашлось достаточных положительных объяснений. Там, где дефиниции человеческого разума бессильны, истину можно обрисовать в отрицательных (апофатических) суждениях — «не это, не то». Говоря о сложнейших сущностях христианской веры, именно к этому приему прибегли отцы Четвертого Собора.
И в знаменитом Халкидонском оросе сказано следующее: «Последуя святым отцам, все согласно поучаем исповедовать одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенного по Божеству, совершенного по человечеству, истинного Бога, истинного человека, одного и того же, из разумной души и тела, единосущного Отцу по Божеству (вот одно единосущие. — А.З.), единосущного нам по человечеству (одна усия с нами. — А.З.), во всем подобного нам, кроме греха». Это колоссальные слова! Что касается греха, мы понимаем, что человеческая природа, усия, разрушена грехом. Но «во всем, кроме греха, подобного нам», — значит, вот это совершенство, божественное совершенство, нам открыто, если мы освободимся от власти греха. «Рожденного прежде веков от Отца по Божеству, а в последние дни ради нас и ради нашего спасения от Марии Девы Богородицы по человечеству, одного и того же Христа, Сына, Господа Единородного, в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого, — так что соединением нисколько не нарушается различие двух естеств, но тем более сохраняются свойства каждого естества и соединяются в одно Лицо и одну Ипостась, — не на два лица рассекаемого или разделяемого, но одного и того же Сына Единородного, Бога Слова, Господа Иисуса Христа».
Как вы видите, две природы — Божественная и человеческая, но одно основание (ипостась) и одна личность, которые эти природы соединяют. Поэтому совершенно определенно в Хакидонском оросе Дева Мария именуется Богородицей. Мария родила не человека, не Мессию, но Богочеловека. Ее можно именовать человекородицей, как и любую мать, тут не будет ошибки, которую бы усмотрели крайние монофизиты, но для христиан важно то, что она именно Богородица. И важно то, что на Кресте страдал именно Богочеловек. Максим Исповедник с предельной жесткостью утверждает это: «Мы правильно говорим, что Один из Святой Троицы был на кресте. Одна из ипостасей (Святой Троицы. —А.З.) приобщилась нам полностью, в соответствии с тем, что говорит апостол: „В Нем обитает вся полнота Божества телесно" [Кол. 2:9]. Это „полностью". показывает, что Он воспринял человека целиком»[101].