Богочеловек страдал на кресте, и это настолько важно, что вошло в Символ веры, в Credo, когда говорится «нас ради человек и нашего ради спасения сшедшего с Небес и воплотившегося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечивше- гося», и дальше сразу — «распятого за нас при Понтийском Пилате, и страдавшего, и погребенного». То есть что Он, воплотившийся от Святого Духа, действительно страдал, что это не видимое только, как учили гностики и ныне учат мусульмане, а действительное невыразимое страдание, о чем ясно свидетельствует и евангельское описание. Бог страдал на Кресте! До сих пор многие философы и верующие нехристиане говорят, что это невозможно, но христиане подчеркивают, что без этого факта нет христианства. Потому- то и включен он в очень сжатый Символ веры.
Когда мы говорим, что это невозможно, мы исходим из очень упрощенного понимания совершенства: что совершенная полнота чужда страданию. Да, чужда страданию внутри себя. Но один вид страданий ей свойственен: это страдание неразделенной любви. Для отношений Лиц в Боге характерна любовь как форма существования и как результат любви — единодушие. А в нашем мире никакой любви между человеческими ипостасями нет. И мы видим в Евангелии, что кто-то любил Иисуса, а очень многие Его ненавидели, и стремились убить, и гнали, и сколько раз обрекали на смерть. Так что Он страдал от этого. Он страдал физически, потому что Его били и мучили, но главное — Он страдал от того, что Его любовь оказывалась неразделенной, не разделенной другими ипостасями его человеческой усии. И поэтому совершенное Божество страдало. Оно страдало не от боли от гвоздей, которые вбивались в руки, и не от уксуса, который на копье в губке подавали стражники, — Оно страдало от ненависти человеческой. А эти гвозди, этот уксус — это была лишь материализация ненависти.
Но Иисус знал, на что Он шел, знал, что кульминацией ненависти будет суд, казнь и мучительная смерть. И Он согласился на это великое страдание добровольно, ради того, чтобы тех, кто хочет быть с Ним, избавить от страшного вечного отчуждения от Бога. Так же как Он с Отцом — одно, так же и люди могут стать с Отцом — одно, через Него. И вот как раз Халкидонский орос говорит о том, что нераздельно и неслиянно могут пребывать Божественная и человеческая природа во Христе, так же точно в Боге человек может быть нераздельно и неслиянно. Он будет вполне в Боге, и в то же время он будет особой личностью — неслиянно, но и нераздельно. Это великая тайна, и дальше этого христианское богословие не идет. Важно для нас то, что эта возможность открыта. И эта возможность раскрыта в Халкидонском оросе 451 года.
Два желания в одной личности Иисуса Христа
Позднее возникла мысль о том, что не только личность одна, но и воля одна. Если первая идея, что одна природа, — это монофизитство, вторая идея — две ипостаси и даже два лица в Иисусе — несторианство, то третья идея — когда одна воля в единой Личности Христа, — это монофелит- ство (от слова веХу^а — желание). В сущности, это учение появилось как идеологический компромисс. Император Геракл (Ираклий) (правил с 610 по 641год) стремился собрать все силы империи и освободить завоеванные персами провинции. Для этого недостаточно было мощной армии. Необходимо было идейное единство все более раскалывавшейся империи Ромеев. Египет, желая независимости от греков, опирался на монофизитство, противополагая его учению Константинополя, сформулированному в Халкидоне. Сирия и Месопотамия настаивали на несто- рианстве. Что тут было первично, политика или религиозное умозрение, сказать ныне нелегко. Необходимо было создать такую версию исповедания христианства, которую бы приняла если не вся империя, то большинство христиан в большинстве провинций. Следуя воле императора, константинопольский патриарх Сергий (610-638) вместе с Александрийским папой Киром и Римским папой Гонорием разрабатывают учение о том, что две природы Иисуса Христа соединены одной «Богомужней волей». Это учение было провозглашено как официальное исповедание Церкви императорским эдиктом (экфесисом) в 638 году. Еще до издания экфесиса большинство монофизитских и несторианских церквей Востока и Египта воссоединились на этих принципах с Константинополем. Так, в 633 году Каринский Собор Армянской Церкви признал новое учение. Повсюду служились объединительные литургии. Предстоятели до того враждебных Церквей причащались из одной чаши и целовали друг друга перед лицом ликующих собраний христиан. К тому времени разгромивший персов император Геракл мог торжествовать не только политическую, но и идейную победу.