Небольшая заметка появилась 30 июня
в ежедневной венской газете Die Presse под заголовком «Конфликт вокруг рок-оперы. Российские репрессии против религиозных музыкальных произведений». Как сообщается в заметке, у двух советских рок-музыкантов, Валерия Баринова и Сергея Тимохина, возникли проблемы после того, как они сочинили религиозную рок-оперу под названием «Трубный глас» и подали заявку на проведение публичного выступления в январе этого года. Запрос, однако, остался без ответа. За этой ситуацией стал следить британский Кестонский колледж, изучающий проблемы с религией в странах Восточной Европы. По его сведениям, музыкантов пригласили на закрытое мероприятие 10 июля в баптистской церкви Ленинграда, в рамках которого они должны представить свою рок-оперу. Баринов и Тимохин сообщили, что они начали неделю поста и молитвы в рамках подготовки к этому концерту. При этом, по информации Keston College, оба музыканта уже сталкиваются с репрессиями со стороны властей. 26 июня сотрудник психиатрической клиники попросил Баринова связаться с одним из ведущих врачей клиники, но музыкант отказался.К сожалению, как можно прочитать в книге Александра Кушнира «100 магнитоальбомов советского рока», в дальнейшем ничего хорошего с этой оперой в СССР не произошло: хотя альбом был записан, его переправили на Запад и в середине 1983 года оперу транслировали по Би-би-си. Зимой, после попытки перехода границы с Финляндией для записи следующего альбома, музыкантов арестовали и осудили на 2 и 2,5 года ИТЛ. В 1987 году, освободившись из лагеря благодаря содействию британского правительства, Баринов с семьей эмигрировал в Англию. Тимохин же стал пастором евангельской церкви в Санкт-Петербурге.
12 марта
в журнале Time появился довольно объемистый, живой и насыщенный информацией обзор современной советской литературы в эмиграции Патриции Блейк[128] под заголовком «Советская литература идет на запад». По мнению Блейк, нынешнее поколение писателей-эмигрантов процветает, особенно если сравнить их судьбы с судьбами писателей послереволюционной эмиграции. Кто-то тогда, отчаявшись, вернулся в СССР, чтобы пропасть в ГУЛАГе, кто-то просто забросил литературу. Лишь немногим талантам, среди которых Владимир Набоков, удалось войти в мейнстрим и прославиться.Теперь же многим из полусотни вынужденных эмигрировать советских писателей удается публиковать свои оригинальные произведения на английском, в том числе и те, что были запрещены советской цензурой, пишет журналистка. Так, Блейк подробно рассматривает творчество Василия Аксенова, ведущего еще и семинар по русской литературе в Goucher College возле Балтимора (его крайне актуальный для нынешнего времени роман «Остров Крым», опубликованный в Random House в 1983-м, а также готовящийся к публикации многоуровневый роман «Ожог»); Юза Алешковского, преподающего разговорный русский в Уэслианском университете («Николай Николаевич», «Кенгуру»); Сергея Довлатова, которого Блейк называет (наконец-то!) одним из самых заметных авторов в эмиграции, регулярно пишущего рассказы в журнал The New Yorker (среди его публикаций в Америке «Невидимая книга», вышедшая в издательстве «Ардис», сборник «Компромисс»).
В то же время некоторые произведения русских писателей не нашли должного отклика в США из-за трудностей с переводом или большого объема, пишет Блейк. Среди них «Школа для дураков» Саши Соколова (изданная в «Ардисе» в переводе Карла Проффера, книга, признает Блейк, все же потеряла многое по сравнению с оригиналом) и 800-страничный «Двор» Аркадия Львова, вышедший в Штатах в двух томах на русском языке. Напротив, для Иосифа Бродского с переводами, сделанными его выдающимися американскими коллегами, все сложилось удачно. Более того, он сам перевел две свои поэмы, вошедшие в последний сборник «Часть речи», сообщает Блейк. И теперь он «купается» в почестях, призах и грантах. Однако другим талантливым поэтам-эмигрантам — Льву Лосеву, Анри Волохонскому, Дмитрию Бобышеву и Юрию Кублановскому — еще только предстоит найти своих переводчиков, добавляет автор.
Авторам-женщинам труднее найти себя в эмиграции, считает Блейк, рассматривая примеры драматурга Нины Воронель и писательницы Людмилы Штерн. Тем не менее их произведения начинают переводиться на разные языки. У Воронель пара моноспектаклей была поставлена в Нью-Йорке, а в Израиле, где она теперь живет, две полновесные пьесы тоже увидели свет рампы. Рассказы Штерн, ранее преподававшей геологию в Ленинграде, а теперь сочетающей литературу с торговлей недвижимостью, стали появляться на страницах маленьких американских журналов наподобие Stories и Pequod.