«Товарищ, – ответил Юрьев, что, несомненно, было одним из самых язвительных обращений, которые когда-либо делал младший советский чиновник старшему, – разве жизнь не научила вас трезво смотреть на вещи? Вы постоянно произносите красивые фразы, но ни разу не рассказали, как их реализовать. В результате этих фраз Россия превратилась в простую тень… Немцы душат нас, а вы продолжаете надеяться, что они станут великодушными. Если вы знаете выход из нашего положения, пожалуйста, расскажите нам об этом… Мы сами знаем, что немцы и союзники – империалисты, но из двух зол мы выбрали меньшее…» – «Скажите адмиралам, которые вас на это подговорили, – ответил Чичерин, теперь явно выйдя из себя и имея в виду, конечно, офицеров союзников в Мурманске, – что в случае вооруженного вторжения на территорию революционной России они столкнутся с народным восстанием точно так же, как с этим столкнулись те, кто вмешался на Украине». Но отважный Юрьев наносил удар за ударом. «Товарищ Чичерин, – ответил он, – вы сказали, что какие-то адмиралы подбили меня на что-то, но это неправда. Ничего подобного они не делали… И если вы продолжаете думать обо мне таким образом, то я могу также предположить, что у вас за спиной стоит граф Мирбах и внушает вам эти мысли…» Это был конец. «Именем Советов и товарища Ленина, – заявил нарком, – я объявляю вас и всех, кто разделяет вашу точку зрения, вне закона». Затем он прервал разговор.
5 июля Нацаренус, столкнувшись с выступлениями Мейнарда против его подразделений и действуя, без сомнения, по прямому приказу из Москвы, перерезал телеграфные провода и взорвал несколько мостов на участке железной дороги между Сорокой (ныне Беломорск) и Кемью, тем самым прервав все сообщения между Мурманском и внутренними районами страны. Разрыв между Москвой и Мурманском стал окончательным.
6 июля между Мурманским Советом и представителями трех основных союзных держав было заключено новое соглашение, справедливо названное Страховским уникальным в международной практике. Оно признало краевой Совет верховной властью региона и установило общие обязательства по его обороне. Это же соглашение включало в себя отказ со стороны союзников от любого желания отделить регион от России. В нем заявлялось, что единственной причиной заключения являлось сохранение региона для «великой и неделимой России» будущего.
Документ получил официальное одобрение правительством Соединенных Штатов в октябре 1918 года, поскольку «обеспечивал правовую основу для интервенции в Мурманскую область».
Таким образом, как раз в тот момент, когда государственные деятели в Вашингтоне подошли к заключительной стадии рассмотрения вопроса об отправке американских войск в Мурманск, этот порт и прилегающий регион выскользнули – по причинам практически неизбежным – из-под контроля центральных советских властей в Москве и полностью перешли в руки власти, дружественной правительству Соединенных Штатов (на тот момент это давало большие преимущества). Одновременно соглашение обладало и недостатками, которые тогда почти никто не замечал. Оно означало, что союзники брали на себя серьезную ответственность перед русскими из Мурманска, бросившими яростный вызов Москве в пользу союзнических отношений. Однако, как показало время, к этой ответственности у союзников не было никакой целеустремленности. Кроме того, они не обладали для полноценного исполнения взятых обязательств достаточными ресурсами.
Правительственные лидеры в Вашингтоне, по-видимому, до поры до времени совершенно не обращали внимания на эти события в отдаленном арктическом порту (Лансинг не видел текста соглашения до 20 августа). Продолжая уделять внимание британской просьбе, Госдепартамент проявлял минимум любопытства к тому, что происходило «на месте».
Спор с британцами о численности американского контингента продолжался до последних дней июня. Он все еще продолжался, когда Высший военный совет вновь собрался в Версале со 2 по 4 июля. 2-го числа сэр Эрик Геддес, первый лорд Адмиралтейства, только что лично вернувшийся из Мурманска, представил Совету точку зрения генерала Пула, выступающего за расширение всего плана вмешательства на севере. Затем Совет согласовал пространный документ, представленный Ллойд Джорджем, рассматривающий проблему интервенции в целом и представляющий собой последнее из многих обращений к президенту Вильсону с просьбой одобрить политику интервенции. Хотя этот документ рассматривал в первую очередь сибирскую проблему, в меньшей степени он также касался и северных портов. Их оккупация была определена как необходимая процедура для того, чтобы союзники могли сохранить «северные плацдармы в России, с которых силы в конечном итоге смогут быстро продвигаться к центру», поэтому вмешательство союзных войск в Мурманск и Архангельск рассматривалось как рекомендованная военная операция.