Нет никаких сомнений, что эта «рекомендация» основывалась на британской идее (к которой Блисс относился с таким недоверием) о более глубоком вмешательстве во внутренние дела России, направленном не только на обеспечение безопасности двух портов, но и на объединение усилий, которые должны быть предприняты с сибирской стороны. Американское военное командование с полным правом критически отнеслось к этому расплывчатому проекту, поскольку он мало учитывал (как и показало будущее) географические и климатические реалии России, а также серьезно недооценивал политическую ситуацию. Для гарантии успешного выполнения этого плана потребовалось бы, как правильно понял Блисс, привлечение военной мощи, гораздо большей, чем считали британцы, а это уже не могло не привести к серьезному отвлечению сил с Западного фронта.
Военный министр Бейкер, опасения которого никоим образом не развеялись документом Высшего военного совета, 8 июля написал Блиссу, спрашивая его мнение.
Блисс снова ответил, что британский проект слишком масштабен и не может быть осуществлен силами союзников, которые предположительно могли бы быть предоставлены в их распоряжение. Лучшее, что могли бы сделать небольшие силы союзников, – удерживать порты в течение зимы, обеспечивать сохранность запасов и, возможно, успокаивать население с помощью благотворительных мероприятий. Поэтому его собственное отвращение ко всему проекту осталось неизменным. «Мне кажется, – заявил Блиссон, – что наши союзники хотят, чтобы Соединенные Штаты взяли на себя обязательства по проведению экспедиций в различных местах, где после войны только у них будут какие-либо особые интересы… Мы были должны где-то сражаться, и первоначально выбрали Францию по просьбе самих же союзников».
Старшие чиновники военного министерства во всем придерживались того же мнения, что и Блисс. «Генерал Марч и я, – заявил Бейкер в своей телеграмме от 8 июля, – провели совещание с президентом по поводу Мурманской экспедиции… Никто из нас не видит военной ценности этого предложения».
Тем не менее в последующие дни президент решил удовлетворить просьбу Великобритании – причем в отношении полных трех батальонов. Это было его собственное решение. Бейкер и Марч по-прежнему испытывали к этому шагу стойкую неприязнь. Позже Бейкер записал, что это было единственное разногласие, которое у него когда-либо было с президентом. «Я… убеждал Вильсона что это неразумно, но он ответил, что чувствует себя обязанным в любом случае, поскольку британцы и французы так настойчиво добивались его внимания, а он слишком много раз отказывал. Теперь они начали считать его не самым хорошим партнером и уж тем более – плохим союзником… Как полагал президент, главная ответственность лежит на британцах и французах (особенно – на британцах)… Экспедиция с самого начала являлась бессмыслицей и всегда казалась Вильсону порождением отчаяния, организованным для поддержания боевого духа».
Решение президента было доведено до сведения союзных правительств в меморандуме от 17 июля (более подробно он будет рассмотрен ниже). В нем Вильсон изложил собственный взгляд на всю проблему интервенции в целом. Правительство Соединенных Штатов, как было заявлено, «…подчиняется также решению Верховного командования в вопросе создания небольших сил в Мурманске для охраны военных складов на Кольском полуострове и обеспечения безопасности для организованных действий российских войск на севере. Но… дальше оно идти не сможет… Правительство не в состоянии принять участие в организованной интервенции адекватными силами Мурманска и Архангельска и будет чувствовать себя обязанным вывести эти силы, чтобы добавить их к силам на Западном фронте, если планы союзников… перерастут в другие, несовместимые с американской политикой».
Как сообщил Блисс, американская секция Высшего военного совета была уведомлена Вашингтоном, что «президент разрешил трем батальонам пехоты и трем инженерным ротам принять участие в Мурманской экспедиции». Окончательные договоренности все еще подлежали особому одобрению Фоша (для пехоты) и Першинга (для инженеров).