Давление по русскому вопросу, оказываемое на американское правительство извне, приобрело к июню угрожающие масштабы – теперь это стало доминирующей проблемой американской внешней политики. Мощное немецкое наступление на Западном фронте отбросило все надежды. На длительные колебания Вашингтона в его политике в отношении России теперь все больше и больше воздействовали многочисленные просьбы отчаявшегося и слегка истеричного союзнического мира. Телеграфные ленты государственного и военного ведомств были переполнены потоком отчетов, информации, дезинформации и рекомендаций о России – из Вологды, Москвы, Стокгольма, Парижа, Лондона, Токио, Пекина, Харбина и Владивостока. Наряду с этим последовал настоящий наплыв влиятельных посетителей, пытавшихся личным убеждением добиться того, чего нельзя было добиться телеграммами и письмами. «Мы были буквально осаждены, – жаловался Бейкер в начале июля, – русским вопросом в его самых различных формах». По его мнению, за этот месяц из России приехало больше людей, чем за весь предыдущий год: «Каждое частное решение диктовалось теми или иными событиями, увиденными в маленьких уголках России, где этим людям довелось находиться». Бывшие чиновники царского и Временного правительств теперь начинали появляться все в большем и большем количестве.
Генерал Бертло, бывший глава французской военной миссии в Румынии, проехавший по пути домой через Москву и Мурманск, был командирован в Вашингтон в явной надежде, что его престиж и авторитет в военно-технической области смогут поколебать упрямый скептицизм президента и его военных советников, касающийся стратегических преимуществ возможной сибирской интервенции. Профессор Анри Бергсон, известный философ и мировой деятель, также посетил Соединенные Штаты, чтобы оказать влияние, опираясь на известную слабость Вильсона к академическому миру. Новоназначенный посол Франции в Японии Марсель Делании появился в Вашингтоне по пути на свой новый пост, явно получив указание не торопиться в посольство, а увидеть как можно больше влиятельных людей в Соединенных Штатах и таким образом поддержать усилия Жюссерана. Во время личного визита к президенту Делании был явно вооружен отчаянным личным призывом к Вильсону со стороны Клемансо. С британской стороны непрекращающиеся усилия Ридинга продолжали дополняться усилиями сэра Уильяма Уайзмана, который, вернувшись из Англии, как всегда, находился в тесном контакте с Хаусом и другими влиятельными фигурами.
Историк, возможно, пожелает, чтобы время и пространство позволяли ему разобраться в суматохе, возникшей в результате действия этих разнообразных влияний, и проследить их точное происхождение в сумбурном информационном фоне, определить различные шаги, которые привели в июне к окончательному участию Америки в сибирском замысле. К сожалению, это невозможно в рамках исследования, призванного иметь значение как для широкой публики, так и для специалиста. Здесь мы сталкиваемся с проблемой, которая неизбежно будет все больше беспокоить историков дипломатии по мере того, как они пытаются описать ход международной жизни первой половины XX столетия: огромное количество и сложность контактов между правительственными бюрократиями, колоссальный объем порожденных этими бюрократиями письменных источников делают невозможным это сделать. Историкам лишь остается упрощать, обобщать и просить читателя опираться на их суждения. В данном случае это означает, что процессы, посредством которых правительство Соединенных Штатов наконец прояснило свою позицию по сибирскому вопросу в июне и июле 1918 года, могут быть только грубо суммированы. Многие отдельные сообщения, встречи и другие события, несомненно имеющие определенную важность, к сожалению, оставлены без специального конкретного упоминания.
Когда 3 июня в Версале проходило заседание Высшего военного совета, издалека слышался грохот немецких орудий. Как уже отмечалось выше, полным ходом шла подготовка к возможной эвакуации Парижа. Сибирь казалась едва ли не единственной надеждой, но камнем преткновения по-прежнему оставался Вильсон. Шансы преодолеть его противодействие могли бы резко возрасти, если бы японцы дали необходимые гарантии. На версальском заседании министры иностранных дел трех союзных стран приняли решение задать Токио прямой вопрос: будет ли Япония готова на вмешательство в случае получения согласия президента при следующих условиях:
а) она пообещает уважать территориальную целостность России;
б) она не примет принимать ничью сторону во внутренней политике России;
с) ей следует продвинуться как можно дальше на запад «с целью встречи с немцами».