Таким образом, около 4500 молодых американцев, солдат 339-го пехотного полка, 337-й роты полевого госпиталя и 310-го инженерного батальона, мало подозревая, какие испытания им предстоят, сошли на берег в Архангельске 4 сентября 1918 года, чтобы принять участие в одном из крупнейших военных походов под британским командованием, в одном из самых бесполезных и неудачных военных начинаний. Они были отправлены туда вопреки здравому смыслу только вследствие давления союзников и прямому желанию Фоша. Правительство, направившее их, придерживалось концепции, совершенно отличной от целей возглавившего их британского генерала. Сбивающая с толку и мучительная ситуация, в которой оказались эти люди, а также последовавшие за этим общественное замешательство и споры о разумности объяснялись в первую очередь отсутствием эффективной коммуникации между правительствами союзников. Неизвестно, на ком здесь лежит большая доля вины. Это могли быть британцы, никогда всерьез не рассматривающие веские контраргументы американских военных, но идущие через головы, чтобы добиться согласия Вильсона, который никогда полностью не понимал и не одобрял эти действия. Это мог быть и сам Вильсон, который из-за своей скрытности, склонности парализовать обычные каналы общения и нежелания по-настоящему обсуждать проблемы с иностранными правительствами любым нормальным способом создал возможность возникновения и дальнейшего сохранения подобных заблуждений.
Глава 17
Решение по Сибири
…Я обливался кровавым потом, рассуждая над вопросом, что правильно и, возможно, осуществимо сделать в России. Она разлеталась на куски, как ртуть, от моего прикосновения…
В начале июня высокопоставленные чиновники в Вашингтоне впервые несколько разделились в своих чувствах по поводу различных предложений о действиях в Сибири.
Военное министерство в лице генерала Марча и госсекретаря Бейкера неизменно с презрением относилось к англо-французским планам. «Вмешательство через Владивосток, – телеграфировал Бейкер Блиссу 28 мая, – считается неосуществимым из-за огромных расстояний и численности сил, необходимых для обеспечения эффективности. Экспедиция не может служить ни для какой военной цели…»
В Госдепартаменте, на уровне, непосредственно подчиненном Лансингу, к негодованию военного министерства, это мнение поменялось в сторону принятия англо-французского давления. На самого Лансинга это преобладающее мнение оказало значительное влияние. В конце мая и начале июня он предпринял определенные усилия, чтобы выяснить наличие судов, как японских, так и американских, для возможной сибирской экспедиции. Результаты этого исследования оказались настолько плачевны, что госсекретарь только лишний раз убедился в необходимости совершить в этом направлении какие-то шаги.
Приблизительно так же считал и Хаус. Находясь в официальном отпуске у себя дома в Магнолии (штат Массачусетс), полковник ни на день не терял связи по почте, телеграфу и телефону с Вашингтоном и почти непрерывно принимал посетителей, заинтересованных в российской проблеме, которые, словно паломники, шли к нему, чтобы получить консультацию. За июнь, а особенно первые его две недели, сообщения с Западного фронта стали настолько тревожными, что убежденность Хауса в необходимости предпринять какие-то действия, хотя бы ради самих действий, стала непреодолимой.
Вильсон же продолжал колебаться между двумя противоречивыми решениями. Он полностью разделял мнение своих военных советников об абсурдности англо-французских планов, был убежден в необходимости каких-то действий и одновременно никому не доверял полностью. Есть все признаки, что в это время его разум был постоянно занят тревожным поиском какого-нибудь средства, демонстрирующего дружбу Америки с русским народом, которое дало бы ему уверенность в укреплении антигерманских сил, одновременно не вовлекая Соединенные Штаты в претенциозные военные авантюры и политические замыслам союзников. Эти непрекращающиеся размышления, связанные с мучительным поиском правильного решения, содержит его переписка.