Этот отрывок оставляет место для вопроса о том, хорошо ли Гувер понял (или запомнил) рассматриваемое предложение, но становится ясно: Вильсон никогда определенно не просил его поступать на военную службу. Причина этого колебания остается предметом догадок. Возможно, президент чувствовал, что Гувер все еще более необходим в качестве главы администрации продовольственной помощи. Представляется более вероятным, что Вильсон понимал – назначение Гувера на военную должность будет означать фактический выход русского вопроса из-под его контроля, к чему президент, конечно, еще не был готов.
Не назначая Гувера, Вильсон не отвергал полностью идею создания экономической комиссии. Напротив, он поручил министру торговли продолжить изучение экономических проблем и позже привести в движение правительственные механизмы. Но, очевидно, предложение о создании комиссии даже сейчас не казалось президенту полным решением проблемы. В конце концов, оставался открытым вопрос, как комиссия могла въехать в Сибирь и функционировать там без какой-либо вооруженной поддержки и защиты. Тезис, который Кеннан поднял совсем недавно (22 мая), о том, что нужно считаться с существованием советской власти, был неумолим. Как бы неохотно Вильсон ни признавал это в своих публичных заявлениях, сомнительно, что это полностью ускользало от его внимания. В конце концов, вся Восточная Сибирь от Иркутска до Владивостока все еще находилась в советских руках; и реакция советских властей на высадку японцев 5 апреля показала, что они не будут благосклонно относиться к любому вторжению союзников, будь то даже мирное соглашение, на котором они настаивали.
Таким образом, Вильсон, в принципе вовсе не отторгающий идею экономической помощи России и готовый к тому, что предварительная работа в этом направлении будет продолжаться, все еще не мог найти в идее комиссии ответа на свою проблему. Помимо того факта, что укомплектование такого органа, очевидно, было связано с неудобными внутриполитическими проблемами, оставался без ответа вопрос, как он смог бы функционировать на территории, удерживаемой большевиками.
Выход из этих затруднений был внезапно найден (или казалось, что найден) и заключался в поступающих в Вашингтон сообщениях о положении и целях чехов в Сибири. Новости о чешском восстании доходили до Вашингтона с запозданием, да и то отрывочно в течение всего июня. Только после середины месяца появилась сколько-нибудь вразумительная картина ситуации, да и то эта информация была разрознена и сбивала с толку. Тем не менее и в Вашингтоне, и в сообществе союзников в России росло осознание, что чехи владеют значительной частью Сибири. Это вызвало немало спекуляций, касающихся их возможной роли в решении дилемм политики союзников. Старшие помощники Лансинга, в частности Бэзил Майлз и Батлер Райт (сам недавно вернувшийся из Сибири), пришли в восторг от появившейся возможности использовать чехов на месте. Их реакция была точно такой же, как и у Пула в Москве, и даже президент, прочитав 17 июня телеграмму Рейнша из Пекина, призывающую оставить чехов в Сибири для «контроля» от немцев, внезапно увидел в этом предложении «тень плана, который мог бы быть реализован при содействии Японии и других стран». В конце концов, чехи, заметил он Лансингу, были двоюродными братьями русских.
С этого момента все быстро пошло к завершению. Теперь Вильсон нашел подход, который казался ему действительно обнадеживающим, хотя конкретные очертания возможных действий были еще не совсем ясны. На следующий день после прочтения телеграммы Рейнша президент сказал Делании, пришедшему передать сообщение Клемансо, что «заново обдумывает всю ситуацию» и выскажет окончательное решение в течение десяти дней. Не без участия Делании эта поразительная новость немедленно распространилась по всему союзническому сообществу. Какой бы обнадеживающей она ни была для британцев и французов, с их точки зрения, в ней продолжали сохраняться тревожные нотки, поскольку слова президента все еще были совершенно ни к чему не обязывающими по отношению к англо-французским предложениям о военном вмешательстве вглубь Сибири. Необходимо было учитывать возможность, что решение Вильсона могло оказаться вовсе не таким, как ожидали в Лондоне и Париже.