Лотти сжала в руках письмо, и края плотной бумаги сморщились, а ноготь проделал в листке дырку. До дня рождения осталось всего два дня, и Лотти почти не сомневалась, что скоро увидит отца. Она всё ждала, когда мисс Минчин позовёт её в гостиную, чтобы его встретить.
Она умоляла его приехать! Разве она должна умолять?
Внезапная мысль заставила её сердце сжаться. «А если бы я родилась мальчиком, он бы отправил меня в пансион?»
Нет, он бы его оставил. Он бы знал, как воспитать сына, и не записал бы его в пансион мисс Минчин как неудобную четырёхлетку, оставшуюся без матери. Лотти сглотнула и заставила себя читать дальше, хотя руки у неё дрожали.
– А я бы не сказала, что он нелепый, – вслух возразила Лотти. – Он был очень красивый. И все они тоже. И сердце у меня так трепетало… Как ты можешь их осуждать, если сам ничего не видел?
Конечно, Лотти ужасно расстраивалась, что её отправили к мисс Минчин, но всё же верила, что папа поступал правильно. Что причины были вескими. Он не знал, как ухаживать за маленькой девочкой, и доверил её уважаемым матронам. Ведь куда лучше быть окружённой сверстницами, чем играть одной в пустом доме. Взрослые всегда правы. И папа знает, как лучше – это очевидно.
Вот только… кое в чём, как ни странно, он ошибается. Лотти была там. Она видела парад. И понимала, что папа заблуждается.
А это заставило её сомневаться во всём, и хрупкое восприятие мира покачнулось. Ещё папа, как обычно, спрашивал про учёбу и подруг. Ничего существенного. Лотти бросила листок на письменный стол, сложила руки на коленях и опустила голову. Потому что в эту минуту с особенной отчётливостью поняла, что и сама она тоже не существенна.
Лотти уже много лет не поднималась на чердак. И тот раз, когда она твёрдо приняла решение упорно карабкаться вверх по лестнице, чтобы найти мамочку Сару, был единственным. Однако она примерно помнила, куда идти, и не сомневалась, что легко заберётся наверх. Конечно, в семь лет ужасно тяжело подниматься по этой лестнице, но даже более взрослая девочка могла быстро выбиться из сил, если она весь день бегала по делам. К тому времени, как Лотти добралась до крошечного пролёта перед двумя каморками на чердаке, дыхание у неё уже участилось.
Из-под двери лился тусклый свет – скорее всего, от масляной лампы или свечи. Лотти оглянулась на лестницу и закусила губу. Не хотелось бы столкнуться с кем-нибудь из прислуги. Впрочем, все остальные располагались на нижнем этаже. Только незаметная маленькая судомойка жила в кошмарных условиях на чердаке.
Лотти тихонько постучала и, сразу повернув ручку, вошла. Салли прямо в одежде дремала на кровати. Как только дверь скрипнула, она села в постели и растерянно взглянула на Лотти, сонно поправляя чепчик:
– Что вы здесь делаете? Идите скорее вниз, пока вас не хватились. Меня из-за вас отругают.
– Не отругают, – ответила Лотти и поставила свечу на старый деревянный ящик, который служил девочке столом. – Можно я присяду? – спросила она, кивнув на кровать.
Губы Салли растянулись, словно она собиралась ответить «нет», но потом она передумала и подвинулась, сердито пожав плечами:
– Только ненадолго. Вдруг мадам сюда поднимется?
– Мисс Минчин? Она к тебе приходит?
– Иногда. Так зачем я вам понадобилась, мисс? Что вам нужно?
– Я хотела с тобой поговорить. Уже давно. Кажется, ты меня избегаешь? Ждёшь, пока я выйду из комнаты, чтобы затопить у меня камин…
– С чего бы мне так поступать, мисс? – спросила Салли с каменным выражением лица.
– Ты боишься, что я с тобой заговорю. Потому что видела тебя на процессии. А теперь ты никуда от меня не денешься. Расскажи мне про суфражисток.
– Ничего об них не знаю.