Несмотря на своё уверенное заявление, девочка понимала, что Салли права. За Лотти слишком пристально следили, и она была предоставлена самой себе только ночью, когда всем воспитанницам полагалось спать.
«Я проснулась ещё до шести утра».
Конечно – рано утром, пока остальные спят и Салли только спускается на кухню зажечь плиту для кухарки, Лотти бы никто не хватился.
– А задняя дверь на улицу по ночам заперта? – вдруг спросила Лотти.
– Да. Но ключ висит рядом на крючке. А что?
Лотти просияла:
– Значит, можно выйти через неё! Мисс Минчин держит ключ от главной двери у себя – но ведь есть ещё дверь кухни! Я совсем об этом забыла. Салли, ты ведь всё равно рано встаёшь? Сможешь меня разбудить?
– И что мы будем делать после того, как выйдем на улицу в шесть утра? – с сомнением уточнила Салли.
Лотти вздохнула:
– Пока не знаю. Надо подумать.
– Бить окна я не хочу, – твёрдо заявила Салли. – И поджигать ничего не буду. По-моему, суфражистки нехорошо поступили, когда сожгли церковь. Но я и почтовые ящики трогать не собираюсь. Как по мне – в этом нет смысла.
Лотти прислонилась к стене и взглянула на скошенный потолок.
– Да, но… что делать, если иначе их не слушают? Миссис Панкхёрст во всех своих речах говорит, что это война. А значит, надо браться за орудия войны. Они ведь подорвали дом канцлера казначейства! Бомбой – как настоящие солдаты. Если бы это сделал мужчина, его бы посчитали героем.
– Не понимаю, что героического в том, чтобы подкинуть бомбу в недостроенный дом, – упрямо отрезала Салли. – Хорошо, что там никого не было. Нельзя же считать героями тех, кто приносит вред другим людям, Лотти. В прошлом году они спрятали бомбы в театре в Дублине, потому что надеялись добраться до премьер-министра. Мне он тоже не особо нравится, но я бы не стала пытаться его убить. А как же все эти несчастные зрители? Они-то здесь при чём?
– Ты сдаёшься? – резко спросила Лотти.
– Нет, я всё ещё считаю, что женщины должны иметь право голосовать, но такой подход не одобряю. Ты сказала, люди прислушаются только после того, как что-нибудь разрушить или сломать. Но я не хочу такой победы. Да и всё равно мне кажется, что такие агрессивные демонстрации ничего не дадут.
– Женщины годами требовали этого права, устраивали шествия, писали жалобы, произносили речи…Никто их не слушал! А теперь всё по-другому. «Не словом, а делом».
Салли покачала головой:
– Нет. Теперь все считают, что они сумасшедшие и жестокие. Никто их не слушает, Лотти. На них сердятся. Их боятся.
Лотти вздохнула:
– Мне просто хочется внести свой вклад. Помнишь, как мисс Спарк и миссис Шоу забрались на монумент в память о Великом лондонском пожаре и повесили там флаг с цветами Женского социально-политического союза? На это пришли посмотреть сотни зевак, и во всех газетах о них написали. Они сумели привлечь внимание людей.
– А ты что хочешь сделать – повесить флаг суфражисток перед Альберт-холлом[13]
?– Нет, что-нибудь другое, – пробормотала Лотти. – Может, оставить надпись на тротуаре?
– Какую?
– «Голоса для женщин»? Или другой слоган из тех, что печатают в газете «Суфражистка». Мелом.
– Так же как они объявляют о собраниях, оставляя послания мелом? – догадалась Салли. – Да, это никому не навредит. Главное – быть осторожнее. Я могу остаться без работы. А мне совсем не хочется возвращаться в «Деревню девочек». Хотя меня, может, и не возьмут. Скажут, что уже слишком взрослая. А если мисс Минчин не даст мне никаких рекомендаций, я вряд ли сумею найти новое место!
– Да, это слишком рискованно. Пожалуй, я лучше пойду одна.
Салли посмотрела на свои ладони, а потом сказала:
– Нет. Ты права. Надо что-то делать. У вас в классной комнате есть цветные мелки?
Лотти кивнула:
– Завтра посмотрю в шкафу. Тогда договоримся на послезавтра?
– Куда мы пойдём? – спросила Салли. – Лучше далеко не уходить. Нам надо вернуться, пока нас не хватились.
– Мы оставим надпись прямо на площади! – заявила Лотти. – Представляешь, как хорошо она будет выглядеть перед пансионом для девочек? И её обязательно заметят. Ты только представь, как рассердится мисс Минчин!
– То есть я проведу утро на коленях, выводя послание мелом на тротуаре, только ради того, чтобы потом стереть его по требованию мадам?
– Ой, об этом я не подумала… – Лотти поникла, и Салли потянулась её обнять:
– Не переживай, глупенькая. Идея всё равно хорошая. Ты достань нам мелки, а послезавтра я разбужу тебя засветло.
– Лотти!
Лотти моргнула, позволяя сладкому сну о матери развеяться в полумраке раннего утра.
– Пора идти. Ты готова? – спросила Салли и нахмурилась. – Просыпайся скорее. Ты же сама просила тебя разбудить. И поспеши, пожалуйста. Времени мало.
Лотти резко села в постели и отбросила одеяло.
– Подожди, я быстро! Мне и минуты хватит, – сказала она, натягивая нижнюю юбку. Сердце у неё бешено стучало. Пальцы дрожали и соскальзывали с жемчужных пуговиц на лифе платья.
– Дай сюда, – сказала Салли и ловко застегнула пуговицы.
Лотти вздохнула:
– Ты что, совсем не волнуешься?
– Конечно волнуюсь! Просто хочу поскорее с этим закончить. Идём!