Ричард Лаймон. Ночь в тоскливом октябре

— Трудно представить парня, которому хватило бы наглости пригласить ее на свидание. Она ко мне со всей душой, а я все равно ее боюсь.

Я прихлебывал кофе, ел пончик и время от времени кивал, в то время, как Эйлин продолжала болтать.

— Во всяком случае, в прошлом году я получила довольно хорошие отметки. У меня, кстати, есть конспект всех ее лекций. Если хочешь, могу одолжить. Могла бы дать тетрадки с контрольными, но она, боюсь, сразу просечет. Она сучка, но не дура. — Улыбнувшись, Эйлин добавила: — Хотя я не считаю, что она настолько умна, как о себе мнит. Я хочу сказать — ну как такое возможно? ТАКИХ умников и на свете-то не бывает.

Все-таки ей удалось меня рассмешить. И это было здорово.

Но посмеиваясь над ее нападками на доктора Хэтченс, я не мог не думать о самой Эйлин. Неужели она пришла сюда посреди ночи лишь для того, чтобы меня поддержать? Или она пытается со мной замутить?

В прошлом году она была Холли как старшая сестра. (Сестрой и была — по общаге.) Всегда замечательно ко мне относилась, но только потому, что считала меня подходящим другом или любовником для Холли.

По крайней мере, так мне казалось.

Возможно, я ошибался.

Или так было в прошлом году. Сейчас же Холли из общей картины выпала. Может, Эйлин надеется занять ее место?

Трудновато представить. Я отнюдь не подарок. Она слишком хороша, чтобы интересоваться таким парнем, как я.

Некоторое время Эйлин не мешала мне расправляться с пончиками и кофе, потом вдруг спросила:

— Ну как прогулялся?

— Неплохо. Здорово было выйти из дома и подышать свежим воздухом. Помогло отвлечься от…

Я не смог заставить себя произнести ее имя.

— La belle dame sans merci?[5]— спросила Эйлин.

— Можешь звать ее и так. Боюсь, я подобрал бы другой эпитет. На четыре буквы.

Эйлин грустно засмеялась.

— Ну ее в болото.

— Все интеллигентничаешь.

— Верно. В болото ее, с жеребцом, на котором она нынче скачет.

Эйлин снова рассмеялась, затем покачала головой.

— Это ужасно. Мне очень жаль.

— Бывает и такое.

— Я понимаю.

Я кивнул. Я знал, что понимает. На первом курсе в Вилльмингтоне я часто сталкивался с Эйлин в студгородке. Я знал ее, знал, что она, также как и я, изучает английский язык и литературу, но учится курсом старше. Я знал, что она была обручена со своим милым дружком еще со старшей школы. Однако ее жениха в студенческом городке на было. Он учился в Калифорнийском университете в Беркли… примерно в двух днях езды от Вилльмингтона. Незадолго до того, как мы с Холли начали встречаться, парниша Эйлин бросил. После этого она закрутила несколько интрижек, но ничего серьезного так и не вышло.

— Может, для вас обоих оно и к лучшему.

— Не знаю.

— Когда что-то кончается — всегда плохо.

— Не скажи — смотря что закончилось.

— Ну, я даже не знаю, — улыбка скользнула по ее лицу. — Я буду счастлива, когда закончится шекспировский семинар. Я хочу сказать, я люблю Шекспира, но Хреновейшая Хиллари Хэтченс…

— Тут другое.

— Я знаю. Ты имеешь в виду, плохо, когда заканчивается что-то хорошее.

— Ага.

— Я слышала, что некоторые даже после такого остаются друзьями.

— Думаю, это ерунда, — сказал я. — Как после такого можно остаться друзьями? Если любите друг друга, а один вдруг берет и вонзает другому нож в спину… Не думаю. Заколовший может и хочет «остаться друзьями», но уж никак не заколотый.

Эйлин мягко засмеялась.

— Как заколотая — не могу не согласиться. У меня к Уоррену одна ненависть. Но мне это чувство не нравится. Мне бы хотелось испытывать и другие. И мне неприятно думать, что ты ненавидишь Холли.

— Ну да.

Я доел последний пончик. Уже безо всякого удовольствия.

Точно также мне не доставляло никакого удовольствия обсуждать Холли и преданные чувства.

Когда я покончил со своим кофе, Эйлин сказала:

— Итак, каков вердикт? Хочешь вернуться со мной на машине? Или предпочтешь протопать эти семь длинных унылых миль собственными ногами?

Вопрос застал меня врасплох. До встречи с Эйлин в пышечной, я планировал идти назад пешком… пройти опять по улице Франклина и бросить еще один взгляд на дом таинственной девушки.

Мне очень хотелось еще раз взглянуть на ее дом. Быть может, я надеялся увидеть и ее саму.

Я очень хотел увидеть ее снова.

Но я не мог отказать Эйлин. Ее предложение было нежеланным подарком, но у меня не хватило духу его отклонить.

— Я, пожалуй, лучше поеду с тобой, — сказал я.

Взглянув ей в лицо, я обрадовался, что принял ее предложение.

Мы встали из-за стола.

— Взять пончиков на дорогу? — спросил я.

— Нет-нет-нет. Эдак я в бочонок превращусь.

Мы вышли из пышечной и свернули за угол. Вокруг — ни души. Воздух был напоен влагой, как бывает только в послеполуночные часы. Я слышал, как кто-то катит по тротуару продуктовую тележку, но звук доносился откуда-то издалека.

Машина Эйлин была припаркована в стороне от Пограничной улицы. То-то я ее не заметил.

Она оставила машину незапертой.

Мы застегнули ремни безопасности, и она запустила двигатель. Когда мы отъехали от обочины, я сказал:

— Да уж, это не пешком идти.

— Рада служить, сэр.