Ричард Лаймон. Ночь в тоскливом октябре

Из своего укрытия за кустами я продолжал смотреть на дом. Все окна оставались темными. Оно и не удивительно. Удачно прошмыгнув домой, не станет же она зажигать всюду свет. Нет, она проберется к себе под покровом темноты.

Она, наверное, сняла туфли еще в прихожей. Держа их в одной руке, а другой держась за перила, тихонько крадется сейчас по лестнице. Уж я-то знаю — самому пару раз приходилось так делать, когда был подростком. Я знал, что ей приходится идти очень медленно, осторожно, опасаясь, что под ногой вот-вот скрипнет половица. И понимал, как она, должно быть, волнуется.

Я знал, в конце концов она может и включить свет.

Наверху, если все пройдет гладко, она проскользнет в свою спальню и в темноте быстренько снимет одежду. Если уж ты незаметно прошел в дом, то одежда — единственная улика. Сними одежду, натяни пижаму, или ночную рубашку, или в чем там еще ты спишь, и все будет шито-крыто. Теперь, если хочешь, можешь включить свет, пойти в ванну и включить свет там… После этого, даже если кто заметит, все равно не узнают, что ты выходил.

Ожидая пока зажжется свет, я обнаружил, что слежу за третьим окном от угла.

Болван.

Это ведь не Холлина общага, это совершенно незнакомый дом. Девичья спальня может оказаться за любым из окон. А может — и нет, не исключено, что ее окна смотрят на другую сторону. Ее комната может даже оказаться на первом этаже, хотя это маловероятно: в двухэтажных домах спальни почти всегда расположены на втором.

Прошло несколько минут, но ни в одном из окон свет так и не зажегся.

У нее было достаточно времени, чтобы добраться до своей спальни. Возможно, сейчас она раздевается там в темноте. В моем воображении, там все-таки стояла не полная тьма. Тусклый свет луны проникал сквозь окно и освещал ее, пока она стягивала свою темно-серую толстовку.

Но в какой комнате? — пытался догадаться я. За каким окном?

Я вдруг подумал, что окно ее спальни должно располагаться над крыльцом. Окон там было три. Очень просто выбраться из одного из них, пройти по краю козырька, спуститься по столбу до перил, а потом спрыгнуть на землю.

Не так ли она и выбралась из дому сегодня вечером?

Я взглянул на окна над крыльцом. Пара из них, а то и все три, вполне могли быть окнами ее спальни. Быть может, сейчас она стоит за одним из них… достаточно близко, чтобы разглядеть ее в слабом ночном освещении.

Но я не мог ее разглядеть.

Окна отражали ночное небо и лунный свет. И лишь встав на козырек и носом прижавшись к стеклу, я мог бы разглядеть что-то внутри.

Я представил себя на козырьке.

Картинка одновременно взбудоражила меня и смутила.

Это ж курам на смех.

Тут я осознал, что сижу на корточках в кустах и наблюдаю за домом уже довольно долго… минут пять? Десять? А что, если кто-то заметил, как я пробрался сюда, и позвонил в полицию?

«Полиция? Тут за мной какой-то негодяй подглядывает…»

Испугавшись, я быстро перебрался на другую сторону кустов, встал на ноги и пошел прочь. Я торопился. В любой момент кто-нибудь из соседей мог окликнуть меня или даже атаковать с каким-нибудь подручным инструментом. Или из-за угла вывернет патрульная машина и с воем помчится за мной.

Меня так и подмывало припустить от дома девушки со всех ног.

Будь я одет в спортивный костюм, мог бы и побежать. Но на мне были рубашка и джинсы. Если кто заметит меня, бегущего в ночи, это сразу вызовет подозрения. Поэтому я сдержал порыв. Я даже замедлил шаг и изо всех сил постарался выглядеть беспечным и беззаботным. Я даже сложил губы, чтобы насвистывать какой-нибудь мотивчик, да вовремя одумался.

Я шел в тишине, сердце стучит, как бешенное, во рту пересохло, из каждой поры сочится пот.

Никто не кричал. Никто за мной не гнался. Ни одна машина ко мне не подъехала.

Наконец, я достиг конца квартала. Я перешел на другую сторону улицы Франклина и продолжил свой путь на запад по боковым улочкам, пока снова не вышел на Пограничную улицу. Я уже миновал два или три квартала по Пограничной улице, как вдруг мне вспомнилась ведьма на велосипеде.

Дрожь пробежала по моей взмокшей горячей спине, а шея покрылась мурашками.

Я осмотрелся вокруг.

Ведьмы не видать. Само собой.

Продолжая идти, я испытывал стыд от того, что так ее испугался.

Однако я был рад, что она меня напугала. Ведь я только для того и свернул на Франклина, чтобы от нее избавиться. Не сделай я этого, мы с девушкой прошли бы в ночи каждый своей дорогой, и никогда бы не встретились.

Какое-то время я раздумывал, не символично ли это — сбежал от старой карги и встретил юную девушку. (Странные мысли нередко посещают меня по ночам.) Высшие силы — к добру или худу, — послали ведьму специально, чтобы напугать Эда Логана до чертиков и загнать его на улицу Франклина…

Да ну.

Но я ведь и впрямь испугался, что она, проезжая мимо, ткнет в меня своим корявым пальцем и нашлет какое-нибудь проклятье. Вот и смылся побыстрее. И может быть, удирая от безобидной старой карги с заскоками, наткнулся на проклятье, которого вовсе не ожидал.

Проклятье или благословение.