Ричард Лаймон. Ночь в тоскливом октябре

Шагая по Пограничной улице к «Данди», я чувствовал себя и проклятым, и благословленным… и околдованным. Не ведьмой на велосипеде, но таинственною девой, что разделила со мною дорогу и часть своей тайной жизни, пока я невидимым крался за нею в ночи.

Глава пятая

Уже за целый квартал до пышечной «Данди» я мог видеть размытые отблески ее окон на влажном тротуаре.

Жилые дома остались позади. По обе стороны улицы тянулись заведения: гастроном, парикмахерская, заправка, итальянский ресторан «У Луи», цветочная лавка, антикварная лавка. Все уже давно закрылись. Большинство были погружены в темноту, но в некоторых горел тусклый свет.

Например, в витрине антикварной лавки. Там в застыла в мертвенном сиянии пара видавших виды манекенов с облупленной и выцветшей краской на лицах. Они замерли в неловких позах, взирая на мир с беспричинным счастьем.

Стройный обходительный джентльмен в пыльном цилиндре и фраке явно косил под Кларка Гейбла, чему мешало отсутствие одного уса. Его дама в криво сидящем рыжем парике щеголяла легкомысленным красным платьем с блестками — ни дать ни взять вертихвостка из «ревущих двадцатых». Прежняя владелица платья, должно быть, канула в Лету вместе с кларковым усом.

Регулярно наведываясь в «Данди», я обратил внимание на эту витрину еще в начале первого учебного года. Поначалу меня очаровывали потрепанные манекены и их устаревшие костюмы. Я наслаждался и созерцанием предметов обстановки — старых скатертей, ваз, граммофонных пластинок и нескольких картин в рамах. Но как-то вечером, по обычаю направляясь в пышечную, я задержался у витрины дольше обычного. И осознал вдруг, что манекены, одежда, вещи, все, что выставлено на ней — реликвии давно усопших.

На меня нахлынула черная тоска.

В следующий раз я шел в «Данди» по другой стороне улицы, стараясь не глядеть в заботливо убранную витрину. Но все равно знал, что там выставлено.

С тех пор я старался держаться от пышечной подальше. Я надеялся, что больше никогда туда не вернусь, но однажды, теплым весенним вечером, мы с Холли пошли прогуляться. Я понимал, что мы далековато зашли, но все мое внимание занимала Холли, а не маршрут. Мы держались за руки. Внезапно она остановилась. Я, разумеется, остановился тоже. Перед той самой витриной.

— Ух ты! — сказала она. — Ты погляди на это.

Я посмотрел на витрину. Теперь, когда рядом была Холли, ничто не могло омрачить моего настроения.

— Кларк Гейбл, — сказал я.

— Похоже, один его ус унесло ветром! (Одной из самых известных ролей Кларка Гейбла стала роль Рэтта Батлера в прославленной экранизации романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром». Прим. ред.)

Я рассмеялся.

— А это никак Скарлетт? — спросила она.

— Скорей уж Зельда. (Зельда Сейр Фицджеральд (англ. Zelda Sayre Fitzgerald; 24 июля 1900, Монтгомери, Алабама — 10 марта 1948, Эшвилл, Северная Каролина) — американская писательница, жена Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. Их бурная личная жизнь нередко служила Фицджеральду источником вдохновения. Прим. ред.)

— Нет, она должна быть Скарлетт. И волосы рыжие.

— Ну, Скарлет так Скарлетт.

— Но если ты считаешь, что она должна быть Зельдой…

— Да без разницы.

— Он вставлял ее в свои книги, да?

— Думаю, да. Думаю, она была в «Ночь нежна». Хотя имя он изменил.

Холли повернулась ко мне и обняла — как обнимала всегда: прижимаясь не всем телом, а лишь кончиками грудей, откинув голову и глядя прямо в глаза.

— А ты когда-нибудь опишешь меня в книжке? — спросила она.

— Непременно.

Меня всегда смущало и волновало, когда она говорила о моей писательской карьере — как будто действительно в нее верила.

— Только используй мое настоящее имя, ладно? Холли — прекрасное имя для моей героини, ты не находишь?

Я кивнул. Я и впрямь не мог представить ее кем-то, кроме Холли.

— Когда ты прославишься, — сказала она, — я покажу эту книгу моим детям и расскажу, что знала тебя на заре карьеры.

— Ты имеешь в виду, нашим детям? — я знал, что это не так, но чувствовал необходимость уточнить.

Нежно взглянув на меня, с серьезным лицом, она сказала:

— Ты заслуживаешь лучшего, чем я.

— Что? — а ведь я все прекрасно расслышал.

— Ты найдешь кого-нибудь другого. Красивей меня и умнее…

— Никого мне больше не надо.

— Это тебе только кажется.

— Я люблю тебя, Холли.

— Ты любишь мой идеализированный образ.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Может, я вовсе не такая, как ты себе навоображал.

— Ну а кто ты тогда?

Нежно улыбаясь, она слегка потерлась о меня:

— «Я никто, а вот кто ты?» — процитировала она мне Эмили Дикинсон.

— Ты не никто. Ты Холли Джонсон, и я люблю тебя такой, какая есть.

— Ты только не забудь мое имя, дорогой, когда подойдет время посылать мне книгу.

У меня стиснуло в горле, но я все-таки выдавил:

— Я никогда не забуду твоего имени. Но если ты уедешь и бросишь меня, как я узнаю, куда послать книгу?

— Это не я тебя брошу. Это ты меня бросишь. Но ты не утруждайся. Все равно я буду читать все твои книги. Я стану самой преданной твоей поклонницей.