Ричард Лаймон. Ночь в тоскливом октябре

После чего убрала руку с моего плеча и поспешила прочь. Дверь в ванную находилась в узком коридоре, ведущем в мою спальню. Она исчезла в коридоре. Через несколько мгновений я услышал, как закрылась дверь ванной.

Дожидаясь ее, я окинул взглядом комнату. Я вовсе не ждал гостей. По всей комнате были разбросаны книги, журналы, тетрадки, ручки и прочий хлам. Не сказать, чтобы совсем уж свинарник. Может, я и не слишком аккуратен, но чистоту стараюсь соблюдать. Для квартиры одинокого студиозуса, все выходные провалявшегося в хандре, вполне прилично.

Я слышал, как Эйлин мочится.

Она ничуть не врала, ей и впрямь приспичило.

Я подошел к кофейному столику, нашел пульт и включил телевизор.

Реклама презервативов:

— …сделай удовольствие безопасным.

Я переключил канал. В старом черно-белом кинофильме Лон Чейни-младший бежал через лес. По его испуганному и виноватому лицу, я решил, что это «Человек-волк».

В туалете спустили воду.

Я отложил пульт и смотрел, как мечется бедный, затравленный Лоренс Тэлбот.

— Что-нибудь интересное? — спросила Эйлин, входя в комнату.

— А сейчас все интересно — в полночной тишине, в забвенье мертвых…

— Когда зевают в церкви,[6]— добавила она.

И тут же зевнула сама.

Я тоже зевнул.

Зевота заразительна.

— Ну, — сказала она. — Я, пожалуй, пойду. Спасибо за то, что позволил воспользоваться твоими удобствами.

— Спасибо, что подвезла.

— Мне только в радость.

Она подошла к двери раньше меня. Но вместо того, чтобы открыть, привалилась к ней спиной и потрепала меня по щеке.

— С тобой все в порядке?

— Можешь не сомневаться.

— Уверен?

Я пожал плечами.

— А вот я не уверена, — сказала она.

Она убрала руку с моей щеки, но продолжала смотреть мне в глаза. На лице застыло напряженно-торжественное выражение.

— Я потому сюда и поехала. Ты выглядел таким… даже не знаю, как сказать, потерянным, что ли.

— Вполне подходит.

— Я хочу, чтобы у тебя все было в порядке, Эд.

— Спасибо, — пробормотал я.

— Потому что я знаю, что это такое.

— Ага.

— Лишиться того, кого любишь.

Я только кивнул в ответ.

— Это очень тяжело. Кажется, что все кончилось.

— Что-то в этом роде.

— Но это не так. Это отнюдь не конец. Жизнь-то продолжается. Ты страдаешь, но жизнь продолжается. Будет в ней и хорошее. Тебе больно, но есть и светлые стороны. Ты и сейчас уже временами забываешь свою боль.

— Раз уж ты так говоришь…

— Я так говорю. И я в это верю.

И тут она оторвалась от двери, и обняла меня, и поцеловала. На ее губах чувствовался вкус помады, кофе и пончиков. Ее руки поглаживали мне спину. Сквозь одежду, я чувствовал как ее грудь прижимается к моей. Затем она запустила руки мне под рубашку, и я запустил руки под рубашку к ней. Ее кожа была гладкой и теплой.

А лифчик где же?

Должно быть, в ванной сняла.

Она все подстроила!

Я гадал, что она задумала заранее, а что получилось спонтанно. Я даже немного рассердился, что меня вот так вот обвели вокруг пальца. Я смутно понимал, что следует немедленно пресечь это безобразие и вежливо попросить ее удалиться.

Но гладкая нагота ее спины свидетельствовала и о наготе груди. Она бы не сняла лифчик, если б не хотела, чтобы я ее там трогал. Я так и сделал. Вскоре мои руки уже ласкали ее увесистые, нежные груди. И были они куда как больше, чем у Холли. Когда я потеребил соски, она застонала прямо мне в рот и изогнулась.

Затем она расстегнула мой ремень. Расстегнула мне джинсы, опустила молнию. Ее рука скользнула мне в трусы. Ее пальцы, прохладные и нежные, обхватили меня.

Следуя ее примеру, я тоже расстегнул ее джинсы.

Под ними у нее вообще не было трусов.

Должно быть, я слишком долго колебался.

— Поласкай меня, — шепнула она.

Итак, я положил свою руку на перед ее джинсов. Тыльной стороной руки я почувствовал влажность джинсовой ткани.

— Внутри, — прошептала она.

Я подчинился. Вокруг моих пальцев она была влажная и скользкая.

И вот уже я лежу на спине, прямо на ковре прихожей. Оба мы совершенно голые, и Эйлин оседлала меня, упираясь коленями в пол, ее бедра обхватывают мои, руки сжимают мне плечи, грудь раскачивается, голова запрокинута, и она скользит по моему стволу — вверх-вниз, вверх-вниз вниз, вверх-вниз.

Мы все еще лежали на полу, Эйлин устроилась на мне. Мы вспотели и запыхались. Я нежно поглаживал ее спину.

Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза.

— Говорила я, что на свете есть много хорошего?

— Похоже, ты права.

— Значит, еще не конец света?

— Не-а.

— Приятно слышать.

Затем она встала с меня, собрала свою одежку и исчезла в направлении ванной комнаты. Несколько минут спустя она вернулась — уже одетая. Волосы она расчесала. Лицо ее разрумянилось, а взгляд был счастливо-рассеянный.

Я поднялся и натянул джинсы.

Мы встретились около двери.

— Я завтра буду никакая, — сказала она.

— Мы с тобой оба завтра будем никакие, — согласился я.

Она обняла меня и быстренько поцеловала на прощанье.

— Надо идти.

Я кивнул.

— Увидимся.

— Завтра, хорошо?

— Конечно.