Ричард Лаймон. Ночь в тоскливом октябре

Эти мысли не покидали меня все время, пока я принимал душ, вытирался, поглощал чашечку растворимого кофе с куском шоколадного кекса, чистил зубы, одевался, собирал книги и шел на занятия.

От некоторых мыслей просто так не отделаешься.

Может ь, она никаких обязательств и не требует, убеждал я себя. Она же знает, как сильно я любил Холли. Она должна понимать, что я не люблю ее. Может быть, прошлой ночью она просто хотела меня поддержать.

Ага, щас.

Я просто везунчик.

Никогда везунчиком не был.

К тому времени, когда я вошел в Декстеровский зал, который студенты окрестили Домом Англии, я пришел к выводу, что лучшей политикой будет честность. Необходимо честно рассказать Эйлин о моих истинных чувствах.

Боюсь, что я не люблю тебя, Эйлин. Мне бы очень этого хотелось, но… Не думаю, что я еще способен кого-то любить… после истории с Холли.

На мой взгляд, эти слова были чистой правдой.

Только вот прозвучат они все равно херово.

Нет, дружище, так просто тебе не выкрутиться.

Войдя в аудиторию, я улыбнулся доктору Хэтченс. Она улыбнулась в ответ. То была одна из ее фирменных ехидных улыбочек.

— Рада, что вы выкроили для нас немножко времени, мистер Логан.

Я опоздал на две минуты.

— Мне очень жаль, доктор Хетченс.

— Всем жаль, — отрезала та.

А я подумал, что могло быть хуже. Если бы прошлой ночью я трахнул Хреновейшую Хиллари Хэтченс.

Я едва мог сосредоточиться. Как тут проникнешься «Отелло», когда своих проблем с женщинами не оберешься?

Доктор Хэтченс видела меня, как облупленного.

— Может быть, вы выскажете свое мнение, мистер Логан?

— Он любил не мудро, но крепко.

Я выдавил подобие улыбки. Кое-кто из моих однокурсников рассмеялся, но доктору Хэтченс это забавным не показалось.

— Я бы посоветовала вам на будущее быть более внимательным.

— Мне очень жаль.

— Мы в курсе, что вам очень жаль.

Блин.

Глава девятая

Пока я ждал пяти часов, у меня уже подвело живот. Не от голода. От нервов.

Я решил, что пора с этим кончать.

Даже не идти с Эйлин в ресторан. Быстро и как можно деликатнее объясниться — и со всем покончить.

Я готовился к этому часов, наверное, с четырех. Не мог заниматься, не мог сосредоточиться ни на чем, кроме предстоящего объяснения.

В голове я постоянно прокручивал свою речь.

Но все мои заготовки казались мне какими-то убогими.

Да выложи ей всю правду, думал я. Она все поймет.

Поймет она, как же.

Я буквально видел боль в ее глазах. Слезы. Слышал, как она говорит:

«Но, Эдди, я люблю тебя. Я думала, что ты меня тоже любишь.»

Или:

«А не поздновато ли спохватился?»

Или:

«Сперва выебал, а потом наебал, так?»

Или:

«Да пошел ты, брехло паршивое!»

Я воображал еще уйму других эпитетов, коими она меня наградит… И все — нелестные. Временами я представлял, как пытаюсь ее успокоить. Временами — как выхожу из себя:

«Прошлой ночью ты просто меня соблазнила. Ты все спланировала заранее. Решила, раз Холли нет, меня приватизировать. А я сдуру возьми, да поддайся. А тебе только того и надо. Как бы не так. Все кончено. Больше такого не повторится. Я НЕ ХОЧУ тебя!»

От таких мыслей я весь съеживался.

И вот уже пять часов…

Я продолжал вариться в собственном соку.

Потрясающе! Теперь она еще и опаздывает! Она даже поторопиться ради меня не в состоянии. Ну что ж, это упрощает дело.

В десять минут шестого зажужжал домофон, и у меня скрутило живот. С колотящимся сердцем я подошел. Ноги подкашивались. Меня всего колотило. Я нажал кнопку и выдавил:

— Да?

— Это я.

— Отлично. Открываю.

Я нажал на кнопку. Открыл дверь квартиры и стал дожидаться Эйлин.

Я услышал ее тихое «Здрасте», адресованное, очевидно, Фишерам, мимо двери которых она проходила. Затем ее торопливые шаги послышались на лестнице. Она поднялась на площадку и, просияв, устремилась ко мне.

На ней была белая блузка с закатанными по локоть рукавами, коротенькая клетчатая юбочка, трепетавшая на бедрах, зеленые гольфы и легкие мокасины.

— Я соскучилась, — сказала она и шагнула ко мне в объятия. Стиснула меня изо всех сил, прижимаясь всем телом, потом слегка ослабила хватку и нежно поцеловала меня в губы.

— Дико извиняюсь за опоздание, — сказала она. — Не могла завести машину.

— Ничего страшного.

— Думаю, обед отменяется. Разве что ты не против пойти в ресторан пешком.

— А сюда-то ты как добралась?

— Пешком. Потому и опоздала немножко.

— А-а-а.