Ричард Лаймон. Ночь в тоскливом октябре

Тут я как схвачусь за его штаны, как распрямлю ноги… как бы распрямила себя. Он меня и не удержал. Повисела прямо вниз головой, вроде как балансируя на его плече. Потом делаю сальто и приземляюсь позади него. Приземляюсь на ноги, но нетвердо. Теряю равновесие, валюсь на него… он уже пытался сбить меня, как тут я его в полет отправила. Кажется, он свалился прямо на остальных. Звук такой был, будто один или двое свалились. Может, у них там на берегу возникла куча-мала, так что никто не смог развить нужной прыти. Не знаю, что там на самом деле произошло, потому что неслась как угорелая, и никто так меня и не поймал.

— Хвала Господу за это… — пробормотал я.

— Не люблю думать о том… что они могли со мной сделать. Не понравилось мне, как он это сказал — «Ну что, принимайте!». Так мама моя говорит, ужин накладывая.

— Как ты думаешь, что он имел в виду? — спросил я.

Качаясь взад-вперед, Кейси поглядела на меня и произнесла — почти весело:

— Он большую часть пути вез меня в продуктовой тележке. Что как бы намекает…

Глава тридцать восьмая

— Где это произошло? — спросил я. — Что за мост?

— Точно не знаю. Это было до того, как я хорошо узнала город. Знаю только, что это был один из мостов, пересекавших Мельничный ручей.

— На Пограничной?

Она покачала головой.

— Нет. Тот прямо на территории студенческого городка. А этот был хорошенько на запад. Может быть, неподалеку от Феромонта, или…

Она назвала парочку других улиц, но я слышал только Феромонта; улицу, на которую я свернул прошлой ночью, чтобы не ходить на Пограничную.

— Я живу неподалеку, — сказал я. — Неподалеку от Феромонта.

— Ну, не ходи под мостом. Я не уверена, что тот парень пытался затащить меня именно туда, но это не суть. Никогда не знаешь, под каким именно мостом они сидят.

— Ты изучила их? — спросил я.

— Я видела то, что видела.

— Думаешь, они… едят людей?

Она пожала плечами.

— Все, что попало им в тележку.

Я кивнул.

— Сейчас, — сказала Кейси, — ты должен сказать мне, что я рехнулась. Люди не едят людей.

— Люди едят людей, — ответил я, — Не так уж и редко, как многим хотелось бы верить.

— Ну, они, кажется, делают это где-то неподалеку. Как насчет подтолкнуть меня?

— Конечно.

Я встал за качелями. Слегка наклонившись, положил руки ей на плечи и аккуратно толкнул. Она заскользила вперед, цепи скрипнули.

— Сильнее, — сказала она.

Когда она вернулась ко мне, я толкнул сильнее, и она взлетела выше. Я отошел на пару шагов, чтобы она не шарахнула меня, когда полетит обратно. Ее спина коснулась моих ладоней, и я снова толкнул.

— Сильнее, — сказала она.

В следующий раз я толкнул еще сильнее. Мои руки касались нижней части ее спины. Похоже, между толстовкой и ее кожей ничего не было. Я чувствовал изгибы ее ребер.

— Хорошо качаешь, — произнесла она.

— Спасибо.

И тогда я отправил ее в полет. Взмыв вверх, она, конечно же, откинулась назад, ухватившись за цепи, ее ноги выпрямились, а конский хвост почти коснулся земли. Летя вниз, она села и согнула колени, подогнув ноги под сиденье, а хвост хлестнул ее шею.

Пришлось отойти еще дальше, чтобы избежать столкновения. С каждым новым подъемом я касался ее спины все ниже и ниже. Мои раскрытые ладони упирались в ее бока, затем в бедра, затем в обтянутые джинсами ягодицы, а затем в край сидения качелей.

Наконец, она взмыла так высоко, что цепи на мгновение ослабли, сиденье немного просело вниз, затем цепи вновь натянулись, и качели пошли назад. Кейси засмеялась, крутясь на месте.

— Хочешь, чтобы я?..

— Я в порядке, — сказала она.

Я отошел в сторону. Кейси оттолкнулась ногами, и качели снова вылетели вперед.

— Недурно, — сказал я.

— Спасибо.

— На самом деле тебе не нужен быть толкатель.

— Нет, но мне понравилось. Почему бы тебе не взяться за качели?

Я бы лучше полюбовался тобой, подумал я. Но вслух не сказал. Вместо этого я сел на второе сидение рядом с ней. Деревянное сидение и прохладные цепи вызывали приятное, знакомое чувство.

Слишком свежее для детских воспоминаний.

Внезапно я вспомнил, как прошлой весной был на детской площадке с Холли. Той теплой, душистой ночью в последней декаде семестра мы сидели рядышком на качелях — точь-в-точь как эти. Никто из нас всерьез не раскачивался; мы просто сидели и долго, тихо беседовали.

Я представил себе Холли, сидевшую в темноте, повернув ко мне голову, руками она держалась за цепи, босые ноги разрыхляли песок под качелями. На ней были белые шорты, и ее кожа казалась темнее, чем они.

Не та ли самая это была площадка? Точно сказать я не мог.

А еще я понял, что это меня не слишком заботит.

Я не чувствовал грусти, тоски или горечи, которые обычно приходили вместе с воспоминаниями о Холли.

— Эге-гей! — воскликнула Кейси, но не слишком громко.

Ее голос вернул меня в настоящее, и я поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как она спрыгивает с качелей, застывших в высшей точке размаха. Она отпустила цепи и замерла в воздухе, когда сиденье, вращаясь, вылетело из-под нее. А через мгновение она уже ухнула вниз.