Ричард Лаймон. Ночь в тоскливом октябре

— Заметано. Увидимся позже, — улыбаясь, она развернулась и зашагала вниз по тротуару; ее волосы и юбка развевались по ветру.

— Просто отлично… — пробормотал я.

Глава сорок четвёртая

Киркус перехватил меня, когда я шел мимо здания студенческого союза. Взметнув руку, он крикнул:

— Хей-хо, Эдуардо!

Помяни черта, подумал я.

Впрочем, нисколько не удивился; как и у меня, у него были восьмичасовые занятия по романтической литературе с доктором Труманом. Чаще всего он встречал меня по пути туда, внезапно выскакивая из-за двери или из-за дерева, будто специально сидел в засаде.

— Хей-хо, Руди, — отозвался я.

Он зашагал ко мне, подпрыгивая на пятках. Вокруг шеи был обернут платок мандаринового цвета. Одет в обычный вельветовый пиджак, синяя рубашка из шамбре и голубые джинсы. Хотя почти все в университете таскали учебники в рюкзаке за плечами, деловитый Киркус носил большущий кожаный портфель.

Я не видел его с той самой среды, но в последнее время наговори о нем немало плохого… и Кейси, и Эйлин. Ни о том, ни о другом он знать не мог. И все же я чувствовал легкие угрызения совести.

— Как делишки? — спросил я, когда он догнал меня.

— Все тип-топ, дружище.

— Рад слышать. Не было проблем с хулиганами в среду ночью?

На мгновение он растерялся. Неужели забыл? Не успел я мысленно дать себе пинка за то, что упомянул, он склонил ко мне голову и сказал:

— А! Никак нет. Нет, по совести признаться, я не видел ни следа, ни волоска ни от каких хулиганов. Да и искал-то я скорее рубашку Эйлин, но они, должно быть, подобрали трофей и унесли с собой. — Он явно был крайне доволен своей хохмой, — А что прекрасного у прекрасной Эйлин?

— Все прекрасно.

Он закатил глаза в знак презрения к моей игре слов.

— Ей лучше, — добавил я.

— Похоже, ей слегка не повезло.

— Она изрядно смущена.

— Эйлин смущена? Это ж ты, старик, был без рубашки?

— Верно. Когда ты нас увидел.

— Ах, да. Ты же одолжил свое одеяние даме. Рыцарский жест, а?

— Нельзя же было позволить ей разгуливать полуголой, — сказал я. Необходимость обсуждать этот вопрос с Киркусом заставила меня внутренне сжаться, но у меня в голове уже созревал один план, — После того, как эти ублюдки сорвали с нее рубашку, на ней… не было ничего выше пояса.

— «Мои глаза не здесь, Эдди», так?

Кивнув, я сказал:

— Должно быть, шестеро или семеро парней увидели ее… ты понял.

— Ее бесценные сисяндры.

— Зря я тебе сказал.

— Ох, пожалуйста.

— Они еще и трогали ее. Кто-то из них… ты понимаешь… лапал ее сверху.

— Ох ты ж Боженьки. До или после того, как нассали ей в волосы?

Я про эту часть рассказа Эйлин уж и думать забыл.

— До, — сказал я — и, покачав головой, продолжал: — Ей реально стыдно из-за этого случая. Она не хочет, чтобы кто-нибудь знал. Если об этом услышат — сразу начнут представлять себе. И друг другу рассказывать. И вскоре все только и будут думать, что о голой по пояс Эйлин да о парнях, которые ее лапают и ссут на нее.

— Это точно, — улыбнулся он. — Лично я думал об этом даже во время нашего разговора.

Может быть, не такой уж он все-таки педиковатый?

Я сказал:

— Эйлин, уверен, не хочет, чтобы весь универ представлял ее в таком виде.

— Ну разумеется.

— Так что тебе, пожалуй, стоит просто забыть, что ты видел нас.

— Едва ли возможно, милый мой голубчик, забыть столь редкое и дивное зрелище.

Дивное зрелище? Без рубашки был только я.

— Ладно, — сказал я, — ты забыть не можешь. Ну а просто держать это при себе? Мы с Эйлин были бы весьма тебе благодарны.

Уголки рта Киркуса взмыли вверх, а глазенки заблестели.

— Клянусь сердцем матушки, старина, — с этими словами он сомкнул губы и, заперев их воображаемым ключом, выкинул его за спину и отряхнул руки.

— Спасибо, — сказал я.

— Всегда рад, правда.

— И пусть Эйлин не знает об этом разговоре, ладно? Она очень расстроится, если узнает, что я тебе проговорился.

— Все путем, — он похлопал меня по спине.

Бок о бок мы поднялись по бетонным ступенькам ко входу в Английский корпус. Внезапно в нескольких шагах впереди я заметил спину Хреновейшей Хиллари Хэтченс. Ее голова, украшенная короткой стрижкой, казалась очень маленькой. Одета Хетченс была в белый пуловер, плотную юбку и ковбойские сапоги. Для такой низкорослой тетки у нее была на диво широкая жопа.

По счастью, мне не придется сидеть на ее занятиях до следующего вторника — до которого, как мне казалось, еще годы.

Когда Хэтченс исчезла за дверью, Киркус спросил:

— Когда мне зайти к вам на ужин?

— Ужин?

— Как насчет сегодня вечером?

— Сегодня вечером я встречаюсь с Эйлин.

— Чудненько! Замутим групповушку!

На верхней ступеньке была выемка, якобы протертая в бетоне бесчисленными ногами. По всеобщему мнению — она была создана специально. Я считал ее угрозой безопасности, а посему ступал на нее очень осторожно.

Внутри пахло воском для натирания пола и старой древесиной. Кроме того, там было чертовски темно. Дневной свет отказывался проходить сквозь эти древние окна.

Я заметил Хэтченс, важно шествующую по коридору первого этажа. Она походила на одну большую жопу.