— Не говоря уже о
Киркус покачал головой, всем своим видом показывая, как он в нас разочарован.
—
— Ее посыл — это себялюбие, дорогуша, — заявил Киркус.
Эйлин посыпала говядину тертым сыром и начала сворачивать свою тортилью.
— Вот тебя потому в этом и убеждают, чтобы ты ее не читал. Знаешь, в чем ее настоящий посыл?
— Боюсь, ты сейчас его нам сообщишь.
— Никто не имеет никакого чертова права, — сказала она, — взять то, что ему не принадлежит. Как правительство, например. Правительство не имеет права заставлять нас делать что-либо… даже если оно говорит, что это для общего блага. Мы — не чьи-нибудь рабы. У нас есть абсолютное право на плоды нашего собственного труда, и мы не должны обществу даже черта лысого. Ты когда-нибудь слышал про Джона Голта?
— Конечно, — сказал Киркус и вздохнул.
— Кто такой Джон Голт? — спросила его Эйлин.
— Очевидно, создание твоей литературной богини.
—
— И что это значит?
— Вот они и хотят, чтобы ты этого не выяснил, — сказала Эйлин, вытерла глаза, отхлебнула из бокала и со словами «Читай книгу» подняла свернутую тортилью.
Она кивнула и шмыгнула носом.
— Пожалуй, дам ей шанс, — сказал Киркус. — Роман, способный довести толстокожую Эйлин Денфорт до слез…
— Толстокожую? Следи за словами, — возмутилась Эйлин.
— Это было намеком на твой характер, а не телосложение.
— Что-то не так с моим телосложением?
— Вовсе нет, дорогуша. С точки зрения стороннего наблюдателя, оно весьма впечатляет.
— Спасибо.
— Разве оно не впечатляет, Эдуардо? — спросил он.
— Я бы так и сказал, — заметил я. И на всякий случай добавил: — Это так.
— Еще бы он сказал иначе, коль скоро он твой парень и
— Екарный бабай… — пробормотал я.
Он поглядел на меня.
— У тебя чутье на нужные слова, старина, — и снова Эйлин: — Говоря об этом, я понимаю, что вся банда негодяев просто млела от счастья, лицезря твои неприкрытые сиськи. Кажется, их видели все, кроме меня.
Глядя на него, она наклонила голову набок.
— И где ты подхватил эту новость?
Киркус поглядел на меня и улыбнулся.
— Мне не следовало об этом рассказывать?
— А как же «клянусь сердцем матушки»? — спросил я.
— Я не знал, что ты имеешь в виду и прекрасную Эйлин тоже.
Я застонал.
— Нет проблем, — сказала Эйлин. Запихнула тортилью между зубов и оторвала огромный кусок. Пока она жевала, ее глаза снова подозрительно заблестели. Проглотив, она вытерла рот салфеткой. Затем сказала:
— Прошу прощения.
Оттолкнув свой стул, она вскочила и ушла на кухню.
Со своего места я видел, как она быстрым шагом пересекла гостиную и вышла в прихожую. Мгновение спустя хлопнула дверь. Очевидно, она зашла в уборную.
— Ох, дорогой, — сказал Киркус, улыбаясь. — Как думаешь, она что-то не то съела?
Глава сорок девятая
— Я считаю, это все твой треп, — заявил я ему.
Он в восторге произнес:
— О, горе мне.
— Мудак.
— Не спеши обвинять меня, старина. Она могла просто ужраться. Это неслабое пойло. Я с одной капелюшечки натрескался.
— Пойду и проверю, как она там.
— Ой, не будь таким торопыжкой. Дай ей немного времени. В чем бы ни заключалась ее проблема, аудитория ей сейчас не нужна. Почему бы нам не побыть вдвоем и не насладиться трапезой, прежде, чем все остынет? Дай Эйлин возможность прийти в себя без постороннего вмешательства.
— Может, ты и прав, — сказал я.
— Как оно обычно бывает.
— Когда она выйдет, молчи в тряпочку насчет ночи среды, лады? Последнее, что ей нужно — это чтобы ты бередил ее раны. Мы пытаемся оставить это позади.
— Все так, — откликнулся Киркус. — Моя ошибка.
Мы оба приступили к поеданию своих фахитас. Когда закончили — минут где-то через десять, — Эйлин все еще не вернулась к столу.
— Пойду проверю, что с ней, — сказал я, отодвигая стул.
— Передай ей привет, — ответил Киркус.
Как я и подозревал, дверь в ванную была закрыта. Я осторожно постучал.
— Что?
— Эйлин? Это я.
— Оставь меня в покое.
— Что-то случилось?
— Просто уйди.
— Это из-за того, что сказал Киркус?
Внезапно дверь распахнулась. Эйлин схватила меня за ворот, втащила внутрь и захлопнула дверь. Покрасневшие глаза ее были на мокром месте, а лицо блестело от слез.
Все еще сжимая мою рубашку, она выпалила:
— Что ты сказал ему? Ты ему все рассказал?
— Нет.