Ричард Лаймон. Ночь в тоскливом октябре

— Завязывай, — я сел в кресло. — Она будет с минуты на минуту. Она переодевается.

— Какая жалость.

— Когда она выйдет, как насчет?..

— Я буду ангелом, — сказал он. — Ради тебя.

— Спасибо. — Я поверю, лишь когда сам увижу.

Несколько минут мы сидели, не разговаривая. Я часто поглядывал в сторону прихожей.

— Кажется, она не придет, — сказал Киркус.

— Лучше я пойду и посмотрю, что там.

Глава пятидесятая

Через прихожую я прошел к своей спальне. Дверь была закрыта. Я тихо постучал, но Эйлин не ответила, так что я приоткрыл дверь. Внутри горел свет.

Эйлин, все еще в своем вечернем платье, лежала на моей кровати и храпела. Ее руки безвольно покоились по бокам, ноги свисали с края матраса, ступни вообще не касались пола. Ее левая нога, свободно проходящая в вырез на платье, была обнажена до бедра.

Сделав шаг в ее сторону, я внезапно передумал. Оставив свет, я вышел в прихожую и тихо закрыл дверь.

Когда я вошел в гостиную, Киркус поднял брови.

— Она отключилась.

— Отключилась?

— Заснула.

— Отрубилась, ты имеешь в виду.

— Не знаю. В любом случае, я решил ее не будить.

— Здравое решение.

Пожав плечами, я сказал:

— Вот оно что, Руди… Спасибо, что зашел. Может, как-нибудь повторим.

— Но ночь еще так молода.

— Ну, я и сам подустал. Пожалуй, вздремну маленько, а потом попытаюсь хоть ненадолго зарыться в книги.

Вместо того, чтобы встать, Киркус улыбнулся и растянул руки по спинке софы.

— Право же, я не могу уйти, не поблагодарив как следует хозяйку.

— Сможешь поблагодарить ее завтра.

— О, я никогда бы так не поступил. Я останусь. Рано или поздно она проснется.

— Киркус.

— Будь любезней, Эдди. В конце концов, я твой гость.

— Вечеринка закончилась, ладно? Пора уходить.

— Сейчас-сейчас. Ты же не хочешь испортить такой чудесный вечер угрюмым завершением, верно? И почему ты не предложишь мне выпить? Эти «Хучи», безусловно, вкусны. Мы отведаем еще по стаканчику, ведя премилую беседу, а затем я откланяюсь.

Я собирался возразить.

— Пожааааааалуйста, — протянул он, смежив веки.

— Не делай так.

— Еще один пустячный стаканчик. На дорожку.

— А потом уйдешь?

— Вот те крест и чтоб я сдох. — Он торжественно расчертил свое сердце указательным пальцем.

— Хорошо. — Я пошел на кухню. — Еще стаканчик, а затем ты уйдешь. И никаких «если», «и» или «но».

— Я так навострю лыжи, что только пятки засверкают.

— Вот и ладненько.

На кухне я взял со стола стаканы и положил в них лед. Сам я пить не собирался. Мне уже было более чем достаточно, и я боялся, что еще одна порция может сбить меня с ног.

А у меня были планы на эти ноги.

Но я знал, как подделать Хуча, поэтому пошел до конца и сделал два настоящих. И принес их в гостиную.

Киркус похлопал по софе рядом с собой.

— Присаживайся сюда.

— Благодарю покорно, — сказал я.

— Я не прокаженный, старина.

— Я знаю.

Оставив между нами кофейный столик, я поставил его бокал.

— Прошу, — он опять похлопал по подушке возле бедра. — Не волнуйся, я не буду к тебе приставать.

— Рад слышать. — Я снова подошел со своим бокалом к креслу и сел.

Он чуть усмехнулся.

— Ты боишься меня.

— Я не боюсь тебя.

— Тогда присядь вместе со мной.

— Мне и здесь хорошо. — Я сделал крохотный глоточек своего напитка, а затем поставил его на ночной столик.

— В самом деле, — сказал Киркус, — пусть я частенько подвергал тебя нападкам за различные аспекты твоей несчастной личности, но и помыслить не мог, что ты гомофоб.

— Гомофоб? Это что-то вроде ксилофона?

— Не смешно.

— Мне тоже, говоря по совести. Внезапно ты обзываешь меня…

— Если обувь подходит…

— На самом деле, Киркус, я ожидал более оригинальной фигуры речи от кого-то с твоим уровнем эрудиции.

Мягко усмехнувшись, он покачал головой и сделал глоток.

— Сядь там, где тебе нравится, — сказал он.

— Спасибо за разрешение.

Развалившись на софе, он отхлебнул еще раз. Затем уставился на меня. Затем вздохнул.

— Эдуардо, Эдуардо…

— Рудольф, Рудольф.

— Что ты должен обо мне подумать?

— Прямо сейчас я просто хочу, чтобы ты ушел и дал мне вздремнуть.

— Я и сам довольно сонный, — он изысканно зевнул и похлопал по рту. — А до дома идти так долго. Возможно, я должен немного подремать тут, прежде, чем уйти.

— Ага, щас.

— Мы оба вздремнем.

— Точно.

— Нет?

— Нет.

— Боже мой, чувак, ты что — боишься?

Я не мог придумать ни одного ответа, который не обидел бы Киркуса и не звучал бы издевательски, так что просто пожал плечами.

— Ты боишься, что я буду приставать к тебе, пока ты дрыхнешь, — сказал он.

Бинго.

— Заметь, это не я сказал, — ответил я.

— Я бы никогда не совершил подобного.

— Ну, раз ты так говоришь.

Внезапно его глаза блеснули.

— Может, мы должны попробовать?

— Нет.

— Трус, — засмеялся он.

— Дай мне отдохнуть.

— Нет, — сказал он, нахмурившись. — Это ты дай мне отдохнуть. Нечего думать обо мне худшее. Что я такого сделал, что ты подозреваешь, будто я буду клеиться к тебе спящему?

— Ничего, что я мог бы вспомнить прямо сейчас, — признал я.

— И я никогда не сделал бы этого, — скривив улыбку, он добавил: — Хотя искушение велико.

— Ну, тогда я спасу тебя от искушения. Допивай, ладно?

— Ты жестокий человек, Эдуардо.

— Ага.