Рикошет

— А если поездов не будет.

Ерохин обнял сына:

— Будут, Витя… Обязательно будут! А нет, так она обратно поедет, дома нас дожидаться станет.

В его горле раздались булькающие звуки, и он еще крепче прижал к себе Витьку.

Кромов спрашивает:

— Сын поверил вам?

— Поверил, — кивает Ерохин.

— Зачем вам понадобилось так говорить?

— Чтобы ребенка не испугать! Он же совсем несмышленыш, первый класс только закончил.

— Вы видели, как жена выпала из вагона?

— Нет, — отвечает Ерохин. — Она у открытой двери сидела, а я рядом с Витькой. Мы с ним на лосей смотрели.

Ерохин в ужасе отпрянул от двери, но что-то тянуло его обратно. Он почти по пояс высунулся из вагона, однако успел увидеть только застывшее на краю насыпи тело жены. Красные горошины халата на сером щебне выглядели неуместными, слепили слезящиеся глаза. Ерохин подался вперед, будто собираясь спрыгнуть, но в эту минуту перед его лицом мелькнула бетонная опора, и, в испуге отшатнувшись в глубь вагона, он шагнул к сыну.

Витька продолжал смотреть на бегущих вдоль лесопосадок лосей. Они бежали ровной трусцой, не обращая внимания на грохочущий поезд. А когда впереди показалось шоссе, свернули и скрылись из вида.

— Но вы сразу поняли, что произошло несчастье, — почти утвердительно произносит Кромов, — Так?

— Так.

— Почему не приняли никаких мер?

— А что я мог?! — Ерохин повышает голос. — Стоп-кранов в товарных вагонах нет! Прыгнуть?! Еще бы один труп получили. Витька бы круглым сиротой остался!

На подоконнике хрипит селектор. Кромов машинально протягивает руку, вдавливает клавишу:

— Слушаю!

— Это ты, Брылкин? — недоверчиво спрашивает динамик, потом восклицает: — Эх, черт! Совсем забыл! Извините…

Кромов отпускает клавишу, изучающе смотрит на Ерохина и говорит ровным тоном:

— Вам не приходило в голову, что жена могла остаться живой?

Ерохин прячет глаза, едва слышно выдыхает:

— Нет.

Едва «УАЗ» остановился у железнодорожной насыпи, к нему, прихрамывая, подошел путевой обходчик. Виновато потирая плохо выбритую, топорщащуюся седыми щетинками морщинистую щеку, он зашарил глазами. Кромов понял, что обходчик не может сообразить, кто из прибывших старший, и подсказал:

— Следователь прокуратуры Добровольский.

Обходчик поспешно кивнул и выжидающе уставился на следователя. Добровольский кашлянул:

— Труп вы обнаружили?

— Так точно, я. Только она еще теплая была. Видно, совсем недавно померла. Снаружи-то она, почитай, вся целая. Так, синяки… Внутри, видно, что-то отшибла…

— Стоило мне ехать? — проворчал Яшкин. — И без меня вам заключение преподнесли.

Приняв его реплику за обиду, обходчик приложил руки к груди:

— Я же ничего такого не сказал. Просто перевидал я этих покойников за двадцать три года на дороге. Всяких: и перекореженных, и…

— Извините, — Кромов демонстративно глянул на часы.

Добровольский поддержал его:

— Проводите нас к месту обнаружения трупа.

— Это там, на другой стороне. Как и приказали, я мужиков возле оставил, рабочих наших. Чтобы, значит, понятыми были, — привычно взбираясь на насыпь, пояснял обходчик.

Двое мускулистых парней в оранжевых жилетах, надетых прямо на черные от загара тела, мрачно курили на приготовленных к укладке шпалах. Увидев приближающихся людей, они встали, нестройно поздоровались.

Женщина лежала у самого подножья насыпи, там, где кончался щебень и начинались густые заросли забрызганной мелкими капельками мазута полыни.

Обходчик покачал головой:

— Так и лежала… Никто ее не трогал. Я сразу усек, что «скорая» уже без надобности… Стал в милицию звонить.

— Понятно, — проронил следователь, вынимая из папки чистые листы бумаги.

Эксперт-криминалист расчехлил фотокамеру, сделал несколько снимков трупа и повернулся к Добровольскому:

— Подождите минутку, я еще не закончил.

Яшкин, который уже натянул резиновые перчатки, поторопил:

— Давай шустрее!

Талерко, по-журавлиному вскидывая ноги, стал торопливо подниматься на насыпь, чтобы снять общий вид места происшествия. Проводив взглядом его долговязую фигуру, Кромов отвел в сторону путевого обходчика.

— Значит, вы сразу позвонили в милицию?

— Так точно. Добег до переезда и позвонил.

— Это было в…

— В пять тридцать восемь. Дело-то привычное, вот и засек. А в одиннадцать, в двадцать три то есть местного времени, я тут проходил. Ничего не заметил.

Кромов сделал пометку в блокноте, спросил:

— Какие пассажирские поезда прошли в этот промежуток времени?

— Сразу не сообразишь, — почесал затылок обходчик. — Напряженный у нас участок. Идут один за одним…

— Спасибо, — задумчиво протянул Кромов и подошел к склонившимся над трупом следователю и судебному медику.

Яшкин заметил упавшую на тело женщины тень, задрал голову:

— Интересуешься?

Не отвечая, Кромов вгляделся в почти неповрежденное лицо женщины. Тонкие, вразлет, брови. Красиво очерченный рот с засохшей струйкой крови, спускающейся на подбородок. Широко распахнутые серые глаза.

— Значит, вы были уверены, что ваша жена погибла? — снова повторяет вопрос Кромов. — Тогда чем объяснить, что на первой же остановке, в Новосибирске, вы не заявили о случившемся в милицию?

— А ей бы это помогло?! — подается вперед Ерохин.