Рисунки на песке

Новая демократическая власть тоже торопится оставить след. Есенин прозвенел в бронзе, о чем, как известно, мечтал, стоя на Тверском бульваре. И Володя, даже не мечтавший о такой географии, тоже теперь стоит неподалеку. И слава богу!

Так почему же это не приводит меня в восторг и умиление? Ведь Высоцкий — эпоха, он первый среди первых нашего поколения. Он народный герой, народный певец, Актер, Поэт и Личность с самой большой буквы. Он легенда. Я один из миллионов его восторженных почитателей. С ним ушла большая часть и моей жизни. Но что-то мешает мне быть до конца счастливым и просветленным.

Что? Есть во всем этом какая-то суетность. А суетиться перед лицом вечности не след. У нас же без суеты не обходится ни при старой власти, ни при новой (вот она где, долгожданная преемственность и предсказуемость!). И раньше умели как-то быстро-быстро закопать кого-то, потом раскопать и опять закопать. Сменить могильный памятник, перехоронить, даже украсть кость на память! И такое было. А уж забальзамировать фараона, построить мавзолей, выставить на публичное осмотрение, потом и другого втиснуть туда же — на это у нас всегда находились большие мастера. Те несколько лет после уплотнения, пока они рядом лежали, в сравнении с вечностью — минуты. Потом второго вынесли под шумок (оказался недостоин), ночью быстро закопали — и поставили белый мраморный бюст у Кремлевской стены (это, решили, — по делам его в самый раз!). Первый теперь без охраны долеживает, своей очереди дожидается, пока народ православный думает-гадает, как с ним обойтись. Но народу православному не до того, сначала надо убиенного царя куда-то пристроить. Куда — в принципе ясно, но вот с костями как бы ошибочки не вышло. Да ладно, пускай полежат пока! А как же фараоновы мощи? Тоже пускай пока под стеклом останутся. Так оно привычнее, а уж там само собой как-нибудь разрешится. Усатый памятник убрать, лысый пока сохранить. И вправду — было бы смешно, если бы не было так грустно…

В Испании я был в Долине Павших. Не знаю, как другие, но я ощутил здесь дыхание истории и, как ни странно, испытал умиротворение. В небесах — огромный крест, собор, под куполом собора под огромной фреской — плоская каменная плита: могила Франко. Вокруг собора в скале — захоронения бывших непримиримых врагов: франкистов и республиканцев. При жизни их объединяло только одно: они все испанцы. Все дети одной страны. Теперь они навсегда вместе в этой долине, где шла когда-то братоубийственная война. Испания отдала дань уважения своим согражданам, своей национальной истории. И перевернула эту трагическую, окровавленную страницу, чтобы строить новую жизнь на новых началах. Испания — монархия, но она же — одна из самых демократических стран в современном мире. Во многом благодаря усилиям короля Хуана Карлоса, которого здесь часто называют испанским демократом номер один.

По драматизму наша национальная история в XX веке не только не уступает испанской, но и даст ей сто очков вперед. Но нет почему-то воли ни у старых правителей страны, ни у нынешних, чтобы перевернуть те страницы нашей гражданской истории, которых уже не исправишь, не перепишешь заново. Есть робкие попытки — привезли валун с Соловков, где в разграбленном монастыре большевики устроили первый лагерь для политических заключенных, и стоит он теперь сиротливо в скверике на Лубянке, рядом с развороченной клумбой, из которой выкорчевали памятник железному Феликсу. Чего ждем? Что валун превратится в памятник жертвам политических репрессий или что Феликса опять вернут на место? Похоже, что второго. Во всяком случае, в Думе об этом нет-нет да и вспомнят…

Ну а как же с поэтами? Тут, не в пример с политикой, дело идет бойко. Хотя какой-то «междусобойчик» чувствуется и здесь. Кто принимает решение об установке того или иного памятника, понять сложно. Какие классики в какой очереди стоят «на увековечивание» — тоже. При всем нынешнем демократизме — пустить шапку по кругу, объявить всенародную подписку — это у нас не заведено. Почему? Собирали же деньги на опекушинский памятник Пушкину, и вся Москва принимала в этом участие, все слои населения — кто сколько может. От того и памятник этот московский, и москвичи его любят. И я бы дал. И на Пушкина, и на Высоцкого, и на Окуджаву. Но — не берут. Говорят: обойдемся, мол, без сопливых. В сталинские времена памятники устанавливали «от советского правительства». Так и высечено на постаментах и у Гоголя, и у Горького. Представляю себе эту картину: Микоян с Кагановичем внесли по рублику, а Берия расщедрился на трояк. Знай, мол, наших!