Родная речь, или Не последний русский. Захар Прилепин: комментарии и наблюдения

И вот третья часть — но не синтез, как можно было бы предположить, а нечто совершенно новое. Случай Луговского. Наглядный, как моралите, величественный, как эпос, поучительный, как притча. Та самая судьба, которая сокрушила Луговского, одновременно открывает ему путь к спасению. Не случайно в этой части книги само слово «судьба» начинает звучать в прилепинском повествовании всё чаще и чаще: «Словно бы ему сказал: так долго хотел большой войны — жди с войной большой беды. Не совладал с бедой, тогда я, судьба твоя, тебя опозорю. Не совсем заслуженно или совсем не заслуженно, но что поделать. На то я и судьба. Заодно, кстати, сделаю тебя великим поэтом…».

Ни Мариенгофа, ни Корнилова Прилепин не называл великими поэтами. А Луговского — называет. Но не Луговского эпохи конструктивизма, знаменитого автора «Песни о ветре», а Луговского послеташкентского, Луговского, упавшего ниже всех — и поднявшегося, создавшего, по твёрдому и аргументированному определению Прилепина, великий цикл «Середина века». «Перед самой смертью Луговской сделал то, чего не смогли совершить друзья и близкие знакомые его молодости, все его соратники и соперники — поэты Тихонов, Сельвинский, Кирсанов, писатели Фадеев и Федин, — он вернул свой дар. Вернул и приумножил».

И это — оправдание Поэзии, которая для Луговского стала не любовью и ремеслом, как для Мариенгофа, не кассандровским проклятием, как для Корнилова, а той самой судьбой, которая превратила его исковерканную жизнь в восхождение из пропасти и спасла его. И композиция книги приобретает чёткий и, как ни странно это прозвучит, оптимистический характер — от жизни поэта через трагедию поэта к судьбе поэта, становясь своеобразной трилогией, повествующей о восхождении по пути Поэзии.

Прилепин-публицист, Прилепин-прозаик, Прилепин-биограф в этой книге часто оттесняются на задний план Прилепиным-филологом. Об этом, признаться, в последнее время стали забывать — кто из лютой нелюбви к автору во всех его ипостасях, кто из увлечённости другими проявлениями его фонтанирующе-щедрой творческой натуры. Между тем филолог Прилепин — настоящий, с любовью к особенностям чужого слова, с умением вкусно и уместно цитировать, с широким историко-литературным кругозором, с готовностью применить там, где надо, подходящий аналитический инструментарий, не забывая при этом о рамках биографического жанра.

Олег Демидов

поэт, критик и литературовед [ «Лиterгатура», 02.04.2016]

Прилепин — и литературовед, и культуртрегер в одном лице. Строго научный формат его не привлекает, он не делает карьеру учёного, потому что это долгая дорога по бюрократическим выбоинам, на которую сегодня решится не каждый. Если взглянуть с другой стороны, у нас сотни литературоведов, кандидатов и докторов наук, которые занимаются какой-то, прямо скажем, наукообразной схоластикой. А рядом лежат тома малоизученных поэтов, доживают свой век жёны и дети полузабытых писателей — и ждёт исследователя та работа, которой, на мой взгляд, надо заниматься.

И Прилепин берётся за Леонида Леонова. Об этом советском писателе ещё при его жизни выходили книги — научные, биографические, мемуарные. Но писатель, освоив их, ещё и реанимировал читательское восприятие, нашёл новые данные, полностью реконструировал жизнь и творчество забытого классика, издал его собрание сочинений. Это ли не работа литературоведа?

Вообще, для него в порядке вещей говорить не о себе.

Сборник интервью с собратьями по перу «Именины сердца», сборник нижегородской поэзии «Литперрон», сборник писателей нулевых годов «Десятка», сборники прозы и поэзии «Революция» и «Война» — это если говорить о литературе. Но были и есть телепередачи — «Захар» на телеканале «Дождь», «Чай с Захаром» — на «Царьград-ТВ», «Соль» — на РЕН-ТВ.

Одним своим соучастием он обратил внимание общественности на застройку есенинского села Константиново, на памятную доску Дениса Давыдова, на казахстанский музей Павла Васильева, на увековечивание памяти Анатолия Мариенгофа в Пензе и в Нижнем Новгороде. Прилепин знает, что русскому писателю необходимо иногда выполнять сизифов труд или подменять на пару лет атлантов, держащих небо, иначе всё обрушится в тартарары.

Неслучайно Прилепин проговаривал в разных интервью: «Невозможно водить всю жизнь хороводы вокруг своего имени».