Родник Олафа

– Ни, – отвечал Ефрем со вздохом. – Ерусалим бысть Господень град, да еще в него Христос не въехал на осляти. И святая та земля была Господня издавна. Но не сразу время приспело, по промыслу Божию. Такоже и у нас. Во младенчестве пребывали, пока свечу ту не возжег Володимер князь на Кыёве. От него огонек вверх по Днепру взошел, и в Смоленске затрепетал. И даже здесь. Но древле Ерусалима, древле отцов святых, пророков, Моисея, древле Египта солнце и звезды и земля с водами и лесами, что содеяны по Слову Господню, рекшему: «Буде!» И бысть по Слову Его. Солнце воссияло, звезды зажглись, растения на земле пробились, потекли реки, побрели звери, в море поплыла рыба-кит. И Господь тот, рекший, Един. Всё и все к Нему восходят, аще с правдою жили, аще нет – низвержены ко диаволу в бездны смрадныя. И та правда жизни важнее молитвы. Но с верною молитвой лепше жизнь. И егда многие ея возносят, сила велия одушевляет ны. То и собором церква прозывается, что собраны все молитвы воедину. То надобно нам, рабам, ны молитва и одушевляет, и силу дает. Хор дублее, нежели глас один.

Хорт и Мухояр слушали его в полном молчании, Хорт и есть перестал, а Мухояр черпал ложкой похлебку, жевал лепешку.

– По своей воле и по хотению то и должно идить, – молвил дед скрипуче. – Коли правда-то жисти лепше. Вот пущай она, правда-то, сама и одерживат верха. Без копий да мечей харалужных гридей-то. Али без копий и вера та не вера, а так… паутинка, сопля?

– Слыхал я от ваших, – добавил и Хорт, – что Христос больма[340] поучал лаской деять, нежли истаятством[341]. И кровью жертводеяний не принимает? То и есть?

– То верно, – отвечал Ефрем.

– Яко волхвов жгут и топят? И рубят вместях с идолами нашими? Разве то не жертва вашему Христосу? – спокойно прошал Хорт, не спуская серых глаз с подвижного лица отшельника.

– Волхвы в Кыёве задушили епископа Стефана, – отвечал Ефрем. – Да в Новграде такоже содеять желали, но князь упредил и волхва зарубил. Подъявший меч да от меча и погибнет. Егда брать Иисуса явилися воины в сад Гефсиманский, идеже Он пребывал с тремя учениками, един из них – Петр – выхватил меч и отсек ухо взявшемуся за Христа, но Христос остановил его.

– А не Володимер первый ли подъял тот меч на Перуна в Кыёве? – вопрошал Хорт. – Аще явится некто с иной новой верой в ваши храмины, хоть и те же басурмане, да зачнут оне губити ваших идолов, свергать клаколы, сожигать книги, хрестьяне будут мирно зреть?

В глазах Хорта сверкали зеленые искорки. И Спиридон постигал, что Ефрем тот обречен.

– Ни, – согласился Ефрем.

– Такоже и мы, – сказал Хорт. – А коли Володимер со мечом, то и не бысть он угоден Христосу?

– Угоден, – упрямо отвечал Ефрем. – Токмо вельми спешил. Пущай бы болваны те поганскыя и стояли. Все одно храм лепше капища со зверьскимы черепами. И книга глубже начертаний поганскых. Книга яко море. И реки. То и есть колодезь-то и велий родник. Из него и все реки истекают. И вам бы и не нать далёко так-то забираться? Во Смоленску есть книга-то?

Сбитые с толку Хорт и Мухояр, да и Спиридон, глядели на загорелое худоватое лицо Ефрема с родинкой и его чуть утиный нос.

– В книге Бог. И в чтении с Ним беседуешь. То вещба и услада. Се меч Господа. Меч, и море, и звезды, и солнце, и пение, и благоухание, и краски. Книга бо велия вапница[342] Господа. И в книге се утро, дым, – говорил Ефрем, указывая на дым от затухшего костра. – Келья. – Он показал на одрину. – Белун. Древа. Отрок. И все мы, грешныя. И былое, и будущее. Не было у волхвов книги. Хрестьяне ея принесли. И то – кладезь света, солнце. Не в идоле, а в книге.

– Я слыхал, у гречанинов и допрежде Христоса бысть книги, – наконец молвил Хорт.

– Но у нас со Христом, – отвечал Ефрем. – И наши книги и есть чистый колодезь.

– А не Христос дал книгу гречанинам, – не отступал Хорт. – И кому ишшо.

– То верно, – согласился Ефрем. – Но Он озарил ихние книги другим светом. И весь мир подлунный. Было время и мир до Христа, а теперь время и мир после и со Христом. «Бог же вождаше их: в день убо столпом облачным показати им путь, нощию же столпом огненным светити им»[343]. Такожде и книга – столп огненный. Он и озаряет путь ищущим. А вы идете без книги.

– Но ты же сам рек, мы в книге будто? – напомнил Хорт.

– Сего мало. Книгу надобно нести во сердце своем.

Замолчали. Сразу слышнее как-то стали птицы. И слепни, что жужжали вокруг. Ефрем взял горлач с холодным квасом и налил всем по деревянным кружкам. Кружек у него было несколько, как и плошек, и ложек, видно, для путников-гостей. Хорт взял свою кружку, приник, глядя поверх нее на Ефрема. Мальчик тоже взялся за кружку. Квас был холодный, забористый, аж дух перехватывало. Мухояр тоже пил. А испив, вытер усы рукой и молвил:

– То и записана в твоей… книжище вещба про тебя, Ефрем? Ай и про нас?

Ефрем кивнул.

– И ведомо тебе, што содеется далее? – тяжело ронял слова дед.

– Аз не прорицатель, – отвечал Ефрем.

– Идеже та книжища трех рек-то? – снова прошал дед. – Кажи яе.

– Она паки не дописана, – отвечал Ефрем.

– Хто жа яе да запишет?

– Вы, – отвечал Ефрем.