Родник Олафа

– Да сами и пришли, – молвил Хорт.

– Идеже Днепр? Колодезь? Тропинка? – прошал дед, озираясь.

Хорт тоже оглядывал огромное зеленое поле болота, охраняемое будто из харалужной стали древами. Вороны те летали кругами и граяли, будто сыпали на головы путников острые камни. Наконец Хорт сказал, что пора отойти к лесу и поставить вежу. Но пока возвращались к лесу, задул порывистый ветер, погнал волны трав, всплеснул бородой волхва, сорвал шапку с головы деда, мальчик побежал за ней, поймал, вернул ему. И глухо зарокотало сразу со всех сторон. Лес зашипел тысячью змей, загудел драконом… И вот уже и жало огненное сверкнуло. Раздался грохот. Налетели первые капли.

Они почти бежали к лесу. Да так и не поспели. Вдруг разом хлынули воды, словно кто вверху отворил врата.

И в лес они вступили в потоках вод, в блеске молний и грохоте грома. А позади них мимо болота пробежали косули, уходившие от грома и молний. Но и впереди зверей ждало то же блистанье. И косули снова повернули. А и там били молнии. И тогда они кинулись к лесу и так и промчались мимо путников. Небесный-то преследователь был пострашнее этих людей.

Хорт раскинул дерюгу, дед с мальчиком залезли под нее. А Хорт нет, взял было топор и принялся рубить деревья на жерди, но после особенно раскатистого и мощного удара и ослепительного блеска дед велел ему отбросить топор, лезть к ним и не гневить Перуна. И Хорт повиновался. Так они и сидели долго, почти до темноты, пока гром и молнии не ушли дальше, но дождь не прекращался. Да больше Хорт не стал ждать, взял снова топор и нарубил жердей, лапника. Под дождем устроили вежу под елью, залезли внутрь мокрые, затихли, пытаясь согреться и уснуть. Мальчик так умаялся за этот день, что, не чуя ни сырости, ни голода, ничего, тут же свалился в сон, как в обморок. А проснулся в кромешной тьме от холода. Дождь уже не шелестел по дерюге. И грома не было слыхать. Но где-то далеко все пыхали небеса. И низкое небо над краем леса, где они притулились, тоже озарялось. И то чудно было. Как будто кто нарочно диво то наводил. Ни звука громового кресала и кремня, а огнь плещется во все стороны. Хорт с Мухояром храпели. Мальчик прижался к боку деда. Укрыться было нечем, все они оставили у Ефрема. Одежда была сырой. И мальчик весь трясся, мечтал о костре, об одрине Ефрема. И начинал молиться то Борису и Глебу, то Спиридону. И думал он, что тяжкая та ночь никогда не окончится.

Но вот и чуть светать стало. Мальчик ворочался, стараясь разбудить деда, да тот все храпел да и в ус не дул. И еще долго Спиридон ждал. И наконец услыхал – Ермила Луч взялся за гусли, попробовал те струны, и они прокурлыкали. Мальчик сел. Храп деда замер. Да снова возобновился с прежней дурной силой. И тогда Спиридон выбрался из вежи, нашел топор и взялся рубить нижние ветки у елей. Эти вековые ели так были густы, что нижние ветви остались сухими. Надо было не возиться с вежей, не вылезать под дождь, а прямо под елью и схорониться. Хотя, наверное, все ж таки пробил бы ливень… Да, то ветки сухи, а хвоя под елью все-таки была сырой. И мальчик рубил эти сучья. В мешке он отыскал кресало и кремень, нащепал мелких лучинок да и наладился высекать искру. Искры-то и сыпались, но огонь не занимался. Спиридон от усердия губу закусил… Ну! Ну! Крекх! Крекх! Летят искры, а что толку.

– Трут надоть ладный, – вдруг молвили позади.

Мальчик оглянулся. Это был Мухояр, он отирал заспанное помятое лицо.

– И молитву сотворить Сварогу, простую: Сварожиче, дай огня, самосветлый, сияющий, жаркий, щедрый и яркий, дай огня животу моему, да отступят хлады! – проговорил Мухояр и зевнул. – Ну ладно. Я уж сотворю огнь, а ты ба походил поискал водицы-то. И умыться, и каши сварить… А то явилися к колодезю, а тута пустынь будто бы заморская. Поищи-ка…

И Спиридон взял котел да вышел из лесу в травы. Над болотом пучился туман, наползал сюда, в травы, к лесу. Из тумана торчали могучие те мертвые дерева, топорщили руки-ветви. И на одном снова чернели два ворона.

Спиридон, памятуя вчерашних гадюк, ступал осмотрительно. Онучи его и лапти были уже мокрыми. И порты, и подол рубахи. Травы осыпали на него тучи брызг. «Вот же и умывайся», – сказал сам себе мальчик. Но сам-то умываться не стал, зябко ежился. Попробовал зачерпывать котлом воду с трав. Но, конечно, наполнить котел не удалось бы. Если только уж долго возиться. И он шел дальше, все время оглядываясь на оставленный лес и боясь потерять из виду то место, откуда он вышел. Но вскоре оттуда повалил дым. Дым был хорошо виден. Значит, дед развел костер. И мальчику так захотелось вернуться, протянуть руки к живому огню. А надо было искать воду. Но, может, он и отыщет Днепр? Он еще прошел в травах. За кустами что-то живое почудилось. Спиридон с любопытством шагнул в ту сторону и вдруг остановился как вкопанный.

Из-за кустов что-то двинулось – темное, большое, косматое. Спиридона оковал страх.