Родник Олафа

– Оно и сице, да вдруг и по-иному…

Они шли дальше и увидели среди молодых березок и осин старуху в темном платке, она что-то собирала в корзинку.

– Колосовики пошли, – сказал дед, наблюдая за старухой.

Старуха не замечала их, продолжала зорко оглядывать траву среди березок и осинок, иногда наклоняться и срывать гриб, класть его в корзинку. Да вдруг и увидела, застыла, рот разиня. Опомнилась, разглядев, кто на дороге, поклонилась. Хорт махнул ей.

И они пошли далее.

И Сычонку страшно захотелось жарёнки грибной, как это умел делать отец, зажаривал грибы до хруста, с луком, поливал потом сметаной, мама Василиса так и не умела. Еще батька отменно варил уху.

…И у Сычонка снова возникло необыкновенное чувство приближения к отцу. Он покосился на Хорта и Мухояра в высоких рыжих нарядных шапках и подумал, что они-то к батьке его и ведут. И на самом деле он затем и проделал весь этот путь с речки Каспли, чтобы встретиться с батькой и его товарищами, Страшко Ощерой и Зазыбой Тумаком. Они его ждали, ждали уже где-то совсем рядом.

С гнезда на старом дереве спикировали крупные птенцы бурой раскраски. Они сильно били крылами, неловко взлетали к молодым березкам и пытались усесться, уцепиться скрюченными когтями, даже большими загнутыми клювами. Березки клонились под их весом, и птенцы срывались и снова пытались взлететь.

– Слетки, – сказал дед.

Над лесом послышался клекот орлов.

– Мы их не забижаем! – крикнул Мухояр ввысь. – Тща клекочете прещение[295]!

Хорт смотрел ввысь из-под ладони, потом обернулся к мальчику и сказал:

– Орлы под утро дадут тобе позорути и лес, и горы, и Днепр до самого Смоленску.

И мальчик засмеялся. Он хотел этого.

– И ты и сам такожде заклекочешь, – сказал Хорт.

Дорога вышла снова на окраину леса и скоро привела их к невысокой горе в соснах и зацветающем иван-чае. Дальше простиралось хлебное поле. Хорт остановился и отвесил поклон. За ним поклонился и Мухояр, глянул на мальчика, и тот последовал его примеру.

– Гора Перуна! – звучно молвил своим берестяным гласом Хорт.

И снова поклонился. И дед, и мальчик тоже.

И они пошли вверх по тропинке между сосен, среди трав и цветов.

Наверху была ровная площадка с давним кострищем посредине, огороженная камнями, большими и малыми. На сучьях висели целые корчаги, а на одной сосне – тележное колесо с облупившейся краской. С площадки можно было видеть на все три стороны – до окоемов, дух захватывающих своей синей далью. И лишь позади громоздился лес. Леса темнели и зеленели и по правую руку, взбирающиеся на возвышенность, но и они вдали сливались под небом в синюю волну. Но прямо и налево можно было парить бесконечно взглядами, уходящие к небесам леса уже мнились озерами и синими морями.

Мальчик не мог глаз отвести. Такого простора он не ведал в Вержавске.

И вверху, над горой, высоко в синеве кружили два орла. Хорт и Мухояр тоже глядели и молчали.

10

Мухояр велел мальчику спуститься вниз и наломать веток, только поодаль от горы. Мальчик то и содеял, вернулся. Мухояр связал ветки жгутом травным и принялся мести площадку. Хорт где-то внизу рубил деревья. Мальчик снова погрузился в смотрение далей. Задрал голову. Орлы все кружили.

Хорт принес охапку дров, сгрузил у кострища. Посмотрел на мальчика, сидевшего на камне, и снова пошел вниз. Старик присел рядом с мальчиком. Помолчав, молвил, кивая вдаль:

– Оттуды и льется Днепр. Такожде и Волга, Двина. Из самого нутра Оковского леса.

Мальчик взглянул на него.

– Есть один колодезь, студенец ради тых рек. Из него оны изливаютца: Волга – на восход, Днепр на полдень, Двина на вечер. – Дед вздохнул. – Вот куды бы и нам взойти…

Снизу послышались голоса, ржание лошадиное. Застучали топоры. И скоро появились два мужика с охапками хвороста, и Хорт с ними. Они натаскали целую кучу дров. Потом принесли три тележных старых колеса, обмазанных смолой, положили неподалеку от кострища. Мужики задержали взгляды на мальчике в чистой одёже, перемолвились с Хортом и ушли. Они, оказывается, привезли и нарядные рушники, корчаги с чем-то. Мухояр с Хортом принялись развешивать те рушники, расшитые алыми нитями, по соснам вокруг капища. И они колыхались под ветерком, слепя белизною и яркими рисунками. Мальчик смотрел на все завороженно.

Мужики срубили какую-то вежу не вежу, посреди поставили бревнышко сухое, под него приладили бревно тоже сухое с лункой и в нее и вставили то вертикальное бревнышко да привязали к нему веревку, к верхнему концу, и с двух сторон испытали, крутится ли бревнышко в лунке. Еще кое-что подделали и ушли.

Уже после полудня вблизи раздались и девичьи голоса. И на гору взошли нарядные девицы с охапками цветов. Только что внизу они смеялись и живо перекликались, а тут враз замолчали и принялись споро вязать венки и развешивать их вокруг. Высокая белолицая девушка с черными косами приблизилась к Сычонку и травину обвела вкруг его головы, а потом быстро наплела венок и надела на мальчика. Он было отклонился, но та прошептала:

– Так надобно.

И он подставил голову. Девушка нежно провела ладонями по его щекам и отошла прочь, к подругам.