– Баит ишшо чиво-то! – воскликнул Шишло и с развороту ударил деда в ухо ногой.
Тот и свалился. Из уха кровь потекла. Шишло запрыгал, морщась, на одной ноге.
– Ай, ай!..
– Чиво ты?
– Да… палец подломил, што ль… Зараза!..
Шишло сел и начал стаскивать рваный сапог с низким голенищем. Посмотрел на ногу, пошевелил грязными пальцами с серыми ногтями.
– Ну, зараза и есть, лишеник, мухомор вонючий, тьфу! – ругался он, трогая большой палец.
– Ты яво в воду сунь, – посоветовал второй.
Шишло так и содеял.
– Иль не, вона што, – сказал Ягныш, ковыряя песок. – От он, самый холод. Суй.
И Шишло засунул палец в песчаную сырую дырку, сплевывая и кривясь.
– Надоть их повязать с дружкой дружку, – пробормотал Ягныш.
Так и содеял, но сперва ему пришлось перевязать руки мальчику, завести их за спину. И затем он связал руки деда и мальчика. И они сидели спиной друг к другу, смотрели. У деда текла кровь из уха, глаз заплывал. У мальчика распухли кровавые губы. Как все быстро и страшно тут происходит.
Да, только все было мирно и хорошо, и вот хрип и удары, и грозные мужики смотрят дико, кажут крепкие увесистые кулаки… да уже и не кажут, а так сидят, переговариваются у своей однодеревки, думу думают, что им дальше с пленниками содеять. У Ягныша-то тоже щека надувается. Он все щупает ее рукой. Видно, дед железной дланью хорошенько приложился. Шишло сидит, держит палец в дырке. После вчерашнего дождя над Днепром густой туман встает. И как только в этом тумане Шишло с Ягнышом отыскали старика да отрока? Видно, хорошо знают все тут излуки и отмели, обрывы и ручьи. У Спиридона от удара гудит в голове, губы саднят, будто их обварили кипятком. И тут он вспомнил, что видел их пастух тот с кнутом на плече. И зачем дед ходил за мёдом? Страсть у него, что ли, такая. Ведь корму полно, крупа да рыба, мука ржаная, сало. Мальчик чует спиной спину деда. Что-то у него там хрипит, дед тяжело дышит… А ну как помрет? И что эти мужики собираются с ними сотворити?
Ягныш подымается и проходит к веже, роется там, выбрасывает милоть наружу.
– Сгодится, – молвит.
Собирает припасы. Заглядывает снова в туесок, не удержавшись, зло ругается.
– Мёда им приспичило!
Шишло на него оглядывается.
– Што содеем с има? – прошает.
Ягныш молчит, перебирает мешочки с припасами, что-то нюхает, нос у него долгий, костистый, глаза темные, волосы черные, усы длинные, а бороды почти и нету.
– Ась, Ягныш? – снова подает голос Шишло.
– Да што… што… – Ягныш раздумывает, потом оборачивается к пленным. – С откудова приперлись-то?
Мальчик молчит, старик тоже.
– Языки поотшибало?!
– Чадо немко, – молвит хрипло старик.
– А ты глушня?
– Ни… – Старик вздыхает.
Мальчик чует его лопатки.
– Арефинские мы, – молвит он наконец. – Я же баил…
– Баил!.. Ответствуй, егда прошают, – отрезал Ягныш.
– Ишь куды залезли-то, – говорит Шишло, острожно вынимая палец из песка и разглядывая его. – За мёдом и приперлися сюды? В такую-то даль? Свово нетути? Али пчелы повывелися?
– Ни, – отвечает дед Мухояр. – Забота у ны исть…
– Якая же?
– Забобона, – вдруг говорит старик.
И мужики мгновенье молчат, а потом начинают смеяться зло и ожесточенно.
– Пустошники!.. Изуметился[316]
совсем, старче?.. Али скоморшничать надумал? Говори, куды плыветя?– А к родне, – сказал старик.
– Якой такой родне?
– Высокой.
– Чиво баишь?
– То и баю, што оне выс
– Хде? Хто такия?
– На верху Днепра сидять… – ответил дед и закашлялся.
– Якая весь?
Дед не отвечал.
– А?!
Дед молчал.
– Да што тут толковище разводити, – подал голос Шишло. – Тати оне и есть. Бортничать в чужих угодиях и заплыли. Давай потопим их, Ягныш, а и дело с концом! Пущай рыб да раков откормят. Нам апосля уха жирнее будеть! Хы-хы!
Ягныш тоже сумрачно улыбался, показывая острые зубы с прорехой небольшой посередине, разглаживал длинные усы…