Роман в сонетах

его насмешливой отвагой,

(хоть тот, кто стал морским бродягой,

тот сказочником был рожден).

Откуда мог он знать сейчас

здесь без намека и подсказки,

что все они на этот раз

бессмертны, как герои сказки?

Догадываться, что не зря

они здесь вместе в океане –

все тридцать два богатыря

из сказки о царе Салтане?

Нет! Он не знает ничего!

И никакой здесь нет загадки –

он просто смел, как большинство –

без пониманья, без ОГЛЯДКИ.

Ему неведома ЗВЕЗДА,

хранящая их в этой бездне,

он просто знает, что всегда

организованность полезней.

… И все-таки, здесь движет им

не любопытство, не бравада,

он дерзок и неутомим

не потому, что это – надо!

Нет! Им владеет вечный зов,

заложенный в людской природе,

влекущий Разум из оков

непонимания – к Свободе!

Пусть здесь освобожденья нет,

пусть этот путь к нему неверен,

для может быть идущих вслед

он должен, должен быть измерен!

… Но можно ли измерить мрак

за стенами круговорота?…

– Нет! Но всегда найдется кто-то,

кто сделает здесь первый шаг.

Но к этой тайне прикоснуться?

Но сделать шаг и … не вернуться?

Из Мрака в Свет, из Света в Мрак

не переходят просто так.

Хоть все идут по их границе,

хоть Мрак идет за Светом вслед,

но всем, живущим в Свете, снится,

что Мрака не было и нет…

И капитан не потому ли

прикрикнул бодро: Что? Заснули?

Не потому ли им забыта

единственная здесь орбита?…

Корабль, как искру, отнесло

от радуги водоворота –

и – сразу – тьма, застой, болото…

Давление так возросло,

сжав корпус так невероятно,

как будто их обнявший мрак

все силы черные напряг,

чтоб их не выпустить обратно!

… Корабль фантазии увяз…

А сказочник?… Он неизменно

смотрел назад, и в этот раз

его увиденным потряс

взгляд на СВЕТЯЩУЮСЯ СТЕНУ!

Взгляд с этой – с этой – стороны

открыл ему ее секреты –

скользили кверху вдоль стены

ЗАГАДОЧНЫЕ СИЛУЭТЫ!..

Спиной и в профиль, реже в фас,

напоминая чем-то вроде

фигурок нимф с античных ваз

в прекрасном вечном хороводе…

Так вот откуда взят мотив!

Но кто же был здесь в океане?

И тени – словно на экране –

НИКТО НЕ СМОТРИТ В ОБЪЕКТИВ!

Но что тут странного, однако?

Никто не смотрит! – Ведь живым

бездонный мрак невыносим –

без проблеска, без Зодиака!

Другое дело – НЕБО, но…

зато живущим суждено

плясать под жутким взглядом Мрака!

Так пляшут в солнечном столбе

пылинки, так от смертной муки

спастись пытаются, в мольбе

друг к другу простирая руки!

Развеян миф – загробный мир!

Смешны нам ангелы и черти.

И что такое жизнь? – пунктир,

пунктир на черном фоне смерти!

В петле рождений и смертей,

которую стянуть все туже

стремиться Мрак, из всех страстей

одна Любовь спасает души,

всегда рассеивая Мрак

Невидимым Духовным Светом,

Любовь – немеркнущий маяк

всем сказочникам и поэтам!..

И как ни черен панцирь вод,

и как пучина ни бездонна,

он знал уже, что их спасет

Любовь царевны и Гвидона…

Мост

«Абсурд – есть метафизическое состояние человека в мире.»

А.Камю «Миф о Сизифе»

1

«Жизнь – это поиски созвучий

В абсурде, заданном судьбой,

И здесь тому подвластен случай,

Кто властен над самим собой…»

Так начал он беседу с нами,

Обычный с виду человек,

Сверкая умными глазами

Из под слегка прикрытых век.

Мы, затаив дыханье, ждали…

Уже темнело за окном,

И розовеющие дали

Тонули в сумраке ночном…

Прервав минутное молчанье,

Он продолжал: «Давным давно

Возникло странное преданье,

Но живо до сих пор оно…

На лоне девственной природы

Среди пустынных сонных вод

Жил в незапамятные годы

Простой бесхитростный народ.

Еще сыны его работой

Не создали избытка благ

И только женскою заботой

Согрет был их родной очаг.

Трудолюбивые, как пчелы,

И дружные, как муравьи,

Они делили труд тяжелый,

Пиры и горести свои.

Но от идиллии далеким

Был мрачный быт таких племен:

Законам грозным и жестоким

Покорно подчинялся он.

Повсюду ждали их вопросы,

Как исполинские колоссы

Их грозных идолов во мгле

На неприветливой земле.

Жизнь до сих пор полна загадок,

И только разуму дано

Постичь таинственный порядок,

Предчувствуемый им давно.

И первобытный человек

Под гнетом тягостных лишений

Игрой наивных украшений

Предвосхищал счастливый век:

Он слышал зов шестого чувства,

И в первых проблесках искусства

Он то старался удержать,

Чего еще не мог понять,

К чему стремился всей душою,

На что с надеждой уповал –

Тот недоступный Идеал,

Владевший жизнью и судьбою.

Но окружающая глушь

Не утоляла голод душ…

В то время жил один художник,

Поклонник Солнца и Огня.

Его «магический треножник»

И ночью и при свете дня

Чуть освещал сквозь мрак пещеры

Ту стену, на которой он,

Исполнен вдохновенной веры,

Чертил узор своих «икон».

Кто из людей не поражался

Способности искусных рук

Запечатлеть мир так, что вдруг,

Как в зеркале он отражался –

Естественно и без следа

Воссоздающего труда?

Был гением художник этот:

Его неповторимы метод

Давал бессмертный результат

И вызывал священный трепет,

Когда происходил обряд,

И дерзким становился лепет

Покорных пасынков судьбы

Им вдохновленных для борьбы.

Но он в своем стремленьи к счастью

Своей таинственною властью

Не пользовался никогда

И, вопреки своим невзгодам,

Делил с родным ему народом

Всю тяжесть жизни и труда.

Так жил он годы. Но все чаще

В душе, над хаосом парящей,

Искала выхода одна

Идея Тайного Звена.