-- Ну, очевидно, что она глубоко опечалена смертью Седрика. Кроме того, я думаю, она растеряна, потому что ей нравился Седрик, а теперь нравится Гарри, и она не может решить, кто ей нравится больше. Кроме того, она испытывает чувство вины -- ей кажется, что, целуясь с Гарри, она оскорбляет память о Седрике, и ее беспокоит, что будут говорить о ней, если она начнет встречаться с Гарри. Вдобавок она, вероятно, не может разобраться в своих чувствах к Гарри: ведь это он был с Седриком, когда Седрик погиб. Так что все это очень запуганно и болезненно. Да, и она боится, что ее выведут из Равенклоской команды по квиддичу, потому что стала плохо летать.
Речь была встречена ошеломленным молчанием. Затем я сказал:
-- Один человек не может столько всего чувствовать сразу -- он разорвется.
-- Если у тебя эмоциональный диапазон, как у чайной ложки, это не значит, что у нас такой же, -- сварливо произнесла Гермиона и взялась за перо.
-- Она сама начала, -- сказал Гарри. -- Я бы не... вроде подошла ко мне, а потом смотрю, чуть ли не всего слезами залила... Я не знал, что делать.
-- Не вини себя, сынок, -- сказал я, вообразив эту тревожную картину.
Гермиона оторвалась от письма:
-- Ты должен был отнестись к ней чутко. Надеюсь, так и было?
-- Ну, -- Гарри покраснел, -- я вроде... похлопал ее по спине.
Еще бы чуть-чуть, и Гермиона, кажется, возвела бы глаза к небу.
-- Могло быть и хуже, -- сказала она. -- Ты намерен с ней встречаться?
-- Придется, наверное. У нас же собрания ОД, правда?
-- Ты знаешь, о чем я, -- в сердцах сказала Гермиона. Гарри ничего не ответил.
-- Ну что ж, -- сухо сказала Гермиона, с головой уйдя в свое письмо, -- у тебя будет масса возможностей пригласить ее.
-- А если он не хочет ее приглашать? -- сказал я, наблюдавший за Гарри с пристальностью.
-- Не говори глупостей. Она давным-давно ему нравится.
Гарри промолчал.
-- А кому ты вообще пишешь этот роман? -- спросил я у Гермионы, пытаясь прочесть ту часть пергамента, которая свесилась уже на пол.
Гермиона отдернула ее.
-- Виктору.
-- Краму?
-- А сколько еще у нас Викторов?
Опять. Да когда она уже его забудет?
Я ничего не сказал, но вид у меня был недовольный. Двадцать минут мы провели в молчании: я дописывал сочинение по трансфигурации, то и дело раздраженно крякая и зачеркивая фразы; Гермиона неутомимо писала письмо и, исписав пергамент до конца, свернула его и запечатала; Гарри смотрел в огонь.
-- Ну, спокойной ночи. -- Гермиона широко зевнула и ушла по лестнице в девичью спальню.
-- И что она нашла в Краме? -- сказал я, когда они поднимались по лестнице.
Гарри подумал и сказал:
-- Наверное, он старше... и играет за сборную страны в квиддич.
-- Ну, а кроме? -- досадовал я. -- Мрачный тип, и всё.
-- Да, мрачноват, -- согласился Гарри.
Молча мы разделись и надели пижамы; Дин, Симус и Невилл видели уже десятый сон.
-- Спокойной ночи, -- буркнул я.
-- Спокойной ночи.
я отрубился. Разбудил меня крик Гарри.
-- Гарри! ГАРРИ!
Он открыл глаза. простыни опутывали его, как смирительная рубашка.
-- Гарри!
я перепугано стоял над ним. В ногах кровати маячили остальные. Он схватился за голову... Потом свесился с кровати, и его вырвало.
-- Он заболел, -- послышался испуганный голос Невила. -- Надо кого-то позвать.
-- Гарри! Гарри!
-- Твой папа, -- пропыхтел он. -- На него напали...
-- Что? -- не понял я.
-- Твой отец! Его кто-то укусил, это серьезно, повсюду была кровь.
-- Пойду позову помощь, -- раздался тот же испуганный голос, и Невил выбежал из спальни.
-- Гарри, друг, -- неуверенно сказал я, -- тебе приснилось.
-- Нет! Это был не сон... не обычный сон. Я был там, я это видел... Я это сделал.
Он слышал тихие голоса Симуса и Дина и не прислушивался к их словам. Боль во лбу понемногу ослабевала, но он все еще потел и его трясло как в лихорадке. Снова подкатила тошнота, и Рон отскочил назад.
-- Гарри, ты нездоров, -- проговорил я дрожащим голосом. -- Невилл пошел за помощью.
-- Я здоров! -- Гарри закашлялся и вытер рот пижамой. Его била неудержимая дрожь. -- Я в порядке, ты об отце беспокойся, мы должны выяснить, где он. Он истекал кровью... я был... я был огромной змеей.
Он попытался встать с кровати, но я толкнул его назад. Где-то рядом перешептывались Дин и Симус. Он сидел и дрожал. Потом послышались торопливые шаги на лестнице и голос Невилла:
-- Сюда, профессор.
Профессор Макгонагалл -- в халате из шотландки, очки на костистой переносице перекошены -- торопливо вошла в спальню.
-- Что случилось, Поттер? Где болит?
-- Отец Рона. -- Он сел. -- На него напала змея, и ему плохо, я видел, как это случилось.
-- Что значит "видел"? -- спросила Макгонагалл, сведя брови.
-- Не знаю, я спал, а потом очутился там...
-- Хотите сказать, вам это снилось?
-- Да нет же! Сперва мне снилось что-то совсем другое, какая-то глупость... а потом вмешалось это. Это было на самом деле, не в моем воображении. Отец спал на полу, на него напала гигантская змея, он истекал кровью, он упал, надо выяснить, где он.
Профессор Макгонагалл смотрела на него сквозь перекошенные очки так, словно увидела нечто ужасное.