Roses and Thorns (СИ)

Молли любила танцевать в барах, ночных клубах, дома, на ярмарках, фестивалях и не постеснялась бы покачивать бедрами или ритмично ударять ногами по любой поверхности в подобии степа. Но бальные танцы с их отточенными до совершенства фигурами, не подразумевающими нововведения, и уж тем более на публике были отдельным пунктиком со времен школьного спектакля.

Никакого расслабления, а лишь ненависть и попытка не запутаться в танцевальных фигурах и не бросаться вальсировать самой, следя за тем с какой ноги начинаешь.

Она нехотя протянула руку в ответ, сгибаясь в реверансе от которого, кажется, заныли коленные чашечки (если это в их компетенции, разумеется). Стоило ограничиться книксеном, а еще лучше кивком головы.

Правило хорошего реверанса – сохранение баланса.

Это выглядело жалко со стороны по всем танцевальным канонам, но комично и соответствовало ситуации, нуждаясь в характерных вскриках всякий раз, когда наступали на ноги.

Всякий хореограф бы вынес свой вердикт в абсолютном отторжении партнеров друг другом и незнанием фигур банального «венского вальса».

Молли топталась на месте, периодически осуществляя не особо грациозные повороты, на опорной ноге варьируя на градусном диапазоне от ¾ до ½. Иногда она кружилась на месте в одиночестве, придерживая согнутые в локте руки перед собой на уровне груди.

Ригс не была уверена в том, что играла музыка для зала и приходила к мнению, что эти звуки раздаются у нее в голове.

Ей больше пришелся бы по душе твист, в котором можно было ощутить себя Мией – героиней Умы Турман в «Криминальном чтиве» и двигаться с легкостью, не принуждая к мыслям о верности движений.

Филигранность – не ее конек.

Виргинскую кадриль Молли узнала сразу по музыке, которая звучала не только в ней, но и разливалась по арене извне. Для танца требовалось больше пар, чем одна, но для трех фигур почти идентичных фигур и завершающей пробежки хватало и двух человек.

Она не знала, в какой момент стала представлять рядом с собой оного партнера, заглушая фантазиями запах гнили и скисшего молока, исходившего от помпонов и ткани. И весь внешний облик клоуна не способствовал флирту и ужимкам.

Нехитрый трюк помог ей со школьным спектаклем, а теперь и в неизвестном шатре перед чуждой публикой. Вначале это был один из старых любовников, в чьих танцевальных способностях легко усомниться, опираясь лишь на пластику движений при ходьбе, а потом в памяти всплыл нужный эпизод с Юстином. Всему виной мягкое прикосновение к руке и кадриль.

Юстин знал множество танцев и ссылался на театральное училище, где овладел всем необходимым по собственному мнению и абсолютной бездарностью, по мнению режиссеров и участников кастингов. Он показывал ей первую фигуру кадрили, сказав, что ее темпераменту подходит только что-то задорное, после чего непременно заколет в боку и появится нехватка воздуха.

При одной мысли о ком-то из прошлого кто наверняка любил ее своеобразной почти отеческой любовью сердце щемит, а дыхание перехватывает.

Взявшись обеими руками для полного круга по часовой стрелке (а в их случае для нескольких кругов), Молли вновь ощутила белый гладкий шелк под пальцами. Зал становился ярче и ярче, и появлялась возможность рассмотреть лица собравшихся.

В круговерти подступала легкая тошнота, вызванная головокружением и десятки, а то и сотни образов размылись, будто бы слились воедино. Она чувствовала, как приятной ноющей болью отзывались мышцы в теле отвыкшие от любой физической активности.

Танцуй сейчас в чем-то длинном, прикрывающем хотя бы колени, то с каждым новым кругом с увеличивающейся скоростью ощущалось бы, как летал материал юбки, невесомо прикасаясь обнаженной кожи ног. Но сейчас она могла слышать исключительно шелест стекляруса и топот каблучков.

Финальная фигура – пробежка приставным шагом, окончилась поклоном друг другу и реверансу толпе, сосредоточенной на очертаниях двух персон.

На каждом ряду восседали дети, приехавшие или из приюта или со школы в пригородах, почти не переговаривавшиеся между собой и на редкость культурные. Молли не ждала залпа восторженных оваций и красные розы, летящие к ногам, как иногда показывали в мультфильмах, лишь скользила взглядом по юным не впечатленным увиденным лицам.

Что ж. Она бы тоже не была в восторге и вдобавок кинула бы горсть попкорна, целясь на арену.

Среди детских заскучавших лиц выделялось несколько взрослых, не походивших на сопровождающих и преподавателей. Мужчина и женщина. Они сидели в первом ряду и женщина с рыжими волосами, уложенными в классическое каре с челкой, придерживала рукой предплечья спутника, осаждая и не давая шанса подняться и выразить свое недовольство происходящим. Ее лицо было знакомым, и Молли не сводя с них глаз, пыталась вспомнить, когда и при каких обстоятельствах они встречались раньше.

Может быть, она была ее хореографом? Или той, кто надавливала на плечи, заставляя гнуться сильнее? Первая учительница или случайная прохожая попросившая сигарету или поинтересовавшаяся временем?

Само совершенство ночного кошмара в идеальных линиях от овала лица до кончиков пальцев.