Россия и европейский романтический герой

Вот картина романа, которая стоит перед Достоевским. Вот перед ним революционеры-заговорщики с их общественно-политическим сюжетом и вот три персонажа, высмеивающих идеи, которыми он живет. Сколько воды утекло с тех пор, как он писал «Преступление и наказание»? Насколько тот роман был оптимистичней, насколько его главный герой, несмотря на свое нелепое преступление, был симпатичен, насколько благороден душой!

«Преступление и наказание» писалось в 1866 году, а «Бесы» создавались между 1870 и 1872 годами. Достоевский был писатель с обостренным чувством времени; когда он писал «Преступление и наказание», в европейской литературе еще царил Бальзак, а когда писал «Бесов», в европейской литературе уже расцветал Золя. Достоевский начал литературную деятельность с перевода «Евгении Гранде», Золя же ему – как и можно было бы ожидать – не нравился. Но, разумеется, дело не в «не нравился», а в том, что Достоевский видел, в какую сторону идет развитие европейской литературы – в ту же сторону, в которую шло развитие, если можно так выразиться, ментальности европейской цивилизации: все дальше от иррациональной стороны возвышающего обмана и в сторону рационализма низких истин. Называя Европу «безбожной», он не имел в виду, что в Европе нет больше верующих, – слишком подолгу он живал в Европе, чтобы не видеть, что там найдешь, вероятно, не меньше истинно верущих, чем в России. Но вера в Европе была в прежние века общим делом, а теперь стала глубоко частным, а Достоевскому важны были только общие, а не частные дела. Времена, когда религия была общекультурным делом в Европе, прошли, исчезли как дым, между тем как в России все-таки еще царили два великих писателя, Толстой и Достоевский, творчество которых было связано с христианской религией. И это тоже должно было, как говорится в одном пессимистическом анекдоте, пройти, а Достоевский должен был предвосхищать это, и нелучшим образом.

Как бы то ни было, вот раскладка «Бесов». Достоевский называет одного довольно-таки зловещего персонажа шутом, делает своего рода шутами Степана Трофимовича и Шатова, и тогда к нему приходит образ охладевшего ко всему сверхчеловека Ставрогина. Что, кстати, вовсе не значит, что Достоевский отказывается от своих убеждений и фантазий. Как маг-волшебник, он стоит на сцене и на глазах у затаившей дыхание публики отрывает и отбрасывает части себя самого – не только руки-ноги, но и внутренние органы, включая сердце, все, все, все, чем он живет и дышит, кажется, еще мгновение и нет его, а между тем как человек он совершенно не изменился и останется все тот же до своего последнего земного дыхания… Таков ты, поэт.

Итак, в романе возникает герой, логика появления которого вытекает из предыдущего анализа: персонажи, положительно (горячо) исповедующие идеи (любые идеи), не могут претендовать в «Бесах» на роль «серьезного» героя. Этим героем может только стать персонаж, который находится вровень с охлаждением и отстранением, которые испытывает в этот момент писатель. Герой, которому писатель смог бы отдать подобного рода испытание и, стоя в писательской стороне, поглядеть, что же из всего этого выйдет (и фамилия героя, по мнению писателя-христианина, должна быть что-то вроде «крест несущий»).