Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего

Евреев столь долго и целенаправленно преследовали в разных странах, что к настоящему времени в мировом сообществе сложилась четкая установка – говорить о евреях хорошо, либо не говорить вообще, иначе прослывешь антисемитом. Сегодня, по сути, это практически приравнивается к фашистской принадлежности.

И здесь возникает вопрос о том, как представлять еврейское сообщество края, говоря о теме освещения русскими исследователями бессарабского населения XIX – начала XX в.: максимально объективно, как того требует историческая наука, или односторонне представляя только хорошие и положительные качества народа, о которых писали современники изучаемого времени? Понятно, что любой читающий эти строки сразу скажет, что нужно выбирать первое направление. Вместе с тем картина при этом будет несколько иной, и не те, которые захотели слышать объективную информацию, будут ее озвучивать…

Тема бессарабского еврейства требует вообще отдельной книги и не одной. Однако говорить, что данное направление получило достаточное развитие, не приходится. Было бы справедливо констатировать, что отношение к еврейскому населению в России всегда являлось отстраненнонастороженным. Причиной тому – масса факторов: религиозных, коньюнктурно-политических, экономических и, наконец, поколенческих. Да, ведь общество формировало и транслировало свои мировоззренческие взгляды на подрастающее поколение, а оно в свою очередь передавало усвоенные представления своим детям. Конечно, жизнь не стояла на месте, равно как не оставались неизменными и общественные взгляды. Но усвоенные гетеростереотипы надолго оставались в народных представлениях.

К вопросу об изучении еврейского населения Бессарабии в XIX – начале XX в. В данном разделе осуществлена попытка лишь очеркового взгляда на освещение еврейства Бессарабии пером русских авторов. Для полного исследования требуется отдельная работа. Но и в условиях ограниченного объема читатель сможет убедиться, что авторов рассматриваемого времени условно можно разделить на три категории: критично настроенных в отношении еврейства в крае и, соответственно, его симпатизантов (сразу отметим, что последних было меньше); в отдельную категорию следует вынести тех, кто пытался смотреть на проблему как бы отстраненно, нейтрализуя за сухими комментариями все, что посчитали нужным не озвучить.

Напомним, что пишущих о Бессарабии и ее населении, особенно в первой половине XIX в., было не так уж много, поэтому немудрено, что при характеристике отдельных народов читатель зачастую сталкивается с одними и теми же фамилиями.

У одного из первых бытописателей края – П. Свиньина как раз сохранились заметки о происхождении евреев в Бессарабии: «Жиды здесь двух родов. Одни польские или немецкие, наводнившие, по изгнании их из Испании, Польшу и Германию, говорящие по-немецки, а другие выходцы из Турции и Крыма, говорящие по-турецки; они друг к другу питают непримиримую вражду; польские ненавидят турецких как самаритян, а сии польских, как суеверных лицемеров и обманщиков. И действительно, турецкие жиды – караимами называемые, гораздо честнее, совестнее и опрятнее других; польские жиды суть самые вредные граждане, по всем отношениям – обмануть христианина считают они не грехом, но торжеством их веры. Сюда, равно как в Молдавию и Валахию, вошли они и поселились большею частию со времени занятия сих земель российскими войсками. И теперь в Валахии и Молдавии строго за ними присматривают и не допускают ни к каким важным делам, между тем как в Бессарабии они участвуют не только во всех откупах, но берут в посессии деревни. Их можно положить во всей Бессарабии до пяти тысяч семейств»²⁹¹.

Наблюдения П. Свиньина достаточно точны. По сведениям В. Зеленчука караимы представляли собой потомков тюркских племен. Они мигрировали из Бессарабии в основной своей массе к концу XIX в. Что касается евреев-талмудистов (раввинистов), то именно они прибыли из европейских стран, небольшая же часть евреев называлась «спаниолы» – вероятно, в связи с тем, что они мигрировали из Испании. Вот они говорили на турецком языке и на диалекте испанского²⁹².

Мы уже отмечали значение художественной литературы не только как транслятора определенной информации, но и как своего рода «волшебного фонаря», изображающего емкие образы персонажей, переносимые на бумагу где-то на основе наблюдений, а где-то – исходя из фантазии пишущего.