Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего

Не успели еще усталые лошади мои сделать нескольких шагов между длинными строями лавок, и уже потомки Израиля обсыпали мою бричку и набросали в нее всего, что по догадливости своей они считали нужным мне продать. Что было мне делать? Лошади мои, как будто подкупленные жидами, стали, и я должен был выслушать цену товаров: Батист, батист! – кричал рыжий еврей, – ganz gut, fain! (самый хороший, лучший! (идиш)), восемь червонцев за штуку! – Голландское полотно! – кричал другой, с витыми пейсами. – Ăch! fiinf Dukaten Stuck (Эх, пять дукатов за кусок! (идиш).)! Сукно Sedan, пятнадцать левов локоть. Шаль! бур-де-суа! четыре червонца! кэртс ди вист ку карикатурь (визитные карточки с карикатурами! (молд.))! опту-спре-зечи лей! кумпара, кумпара, боер (восемнадцать лей! купи купи, господин! (молд.))! Kausen Sie, kausen Sie, mein lieber Herr (Купите, купите, дорогой господин! (идиш))!

– Саракуди-мини (Бедный я! (молд.))!»²⁹⁸.

В другом своем фрагменте «Стнанника» Вельтман обращает внимание на гармонию еврейского языка: «Акустика, или физика, жидовского наречия поразила меня. Есть что-то в произношении оригинальное, и в подражании может быть выражено только посредством какого-нибудь инструмента. <…> Это очень любопытно для каждого любителя приятных звуков или мелодии выражений, особенно издаваемых устами милых женщин; но это особенная статья, которая должна быть помещена в главе о гармонии Вселенной и о хоре гениев, когда они возносят на небо праведную душу»²⁹⁹.

Еврейское окружение и специфика поведения произвели на писателя столь сильное впечатление, что его персонажу (а он излагает все от первого лица) приснился даже сон, в котором он, в дороге, попал в такую житейскую ситуацию, где все персонажи были еврейского происхождения, разговаривая с ним на своем языке³⁰⁰.

Вельтман, безусловно яркий писатель, его талант не вызывает сомнения, но творчество свое он ориентировал на понимающего, образованного читателя. Это был писатель не для всех, во многом опережавший свое время, мастерски использовавший стиль гротеска. Отчасти поэтому его не все и понимали. Его за это и хвалил³⁰¹, и критиковал В.Г. Белинский³⁰². Но при этом этнографические зарисовки А.Ф. Вельтмана своей образностью помогают ощутить ту самую народную специфику, которую столь старательно пытаются рассмотреть профессиональные этнологи.

Обстоятельные и довольно критические замечания о Бессарабии оставил в 1823 г. Филипп Филиппович Вигель. Евреи в его описании подаются в нелицеприятном виде. Правда, еще современники отмечали эту критичность Вигеля, «граничащую с черносотенностью»³⁰³.

Критикуя в «Записках о Бессарабии» сложившуюся в крае систему управления, Ф.Ф. Вигель отметил в разделе, посвященном работе уголовного суда: «Так как нет здесь ни одного уголовного дела, в котором бы евреи не имели более или менее участия, и они находятся под особенным покровительством председателя уголовного суда (г. Курика. – Прим. авт.), то говоря о сем суде, нет, кажется, приличнее места описать влияние сего многочисленного и вредного народа на участь жителей Бессарабии»³⁰⁴.

Вигель попытался объяснить причину притока евреев из Польши, объяснив это любовью председателя уголовного суда к иудейке. «Когда старый греховодник предался всесильной страсти, сердца иудейские оживились надеждою; в старой его жидовке увидели они прекрасную Эсфирь, защитницу и подпору Израиля, и тогда, внимая молве о ее могуществе, беднейшие из них тысячами кинулись сюда из Польши. Все они прибегнули к Курику, а он, будучи тогда в тесной связи с молдаванскими дворянами, крещеными жидами, сблизил их и всеми силами способствовал их водворению; во множестве появились тогда и здешние жиды, дотоле скрывавшиеся во мраке»³⁰⁵.

Автор сравнивает молдаван и евреев, подчеркивая сильное давление и эксплуатацию простого населения со стороны последних: «Прежде всего занимались они мелочной торговлей и исправляли некоторые ремесла, но тут начали вступать в подряды и откупа, брать на посессию имения помещиков и стали грабить и притеснять жителей. Бедные молдаване, в течение столетий попираемые, умели сохранить однако же чувство человеческого достоинства: повинуясь всем, не позволяли повелевать собою жидам…

Размножение и обогащение их в Бессарабии настоящая зараза; к тому же надобно знать, что простые молдаване едва ли не самый непорочный народ в мире; посреди рабства сберегли они необыкновенную чистоту нравов; невзирая на худые примеры, не знают воровства, не любят пить, смирны, но упрямы как волы, ими пасомые; верность супругов и целомудрие дев почитаются самыми обыкновенными добродетелями; обольщенную наказывают, но жалеют о ней, а обольстителя преследуют до гроба, и не было примера, чтобы простой мужик продал честь жены своей или дочери. Посреди сих почтенных поселян да представят себе жидов, работающих беспрестанно, чтобы развратить их, и да пожалеют о их участи!»³⁰⁶.