Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего

Возвращаясь к «типическим представителям», приведем еще один пример: «Хозяин мой, не помню, бывший или настоящий поверенный откупа, оказался бывалым и разумным человеком, и если не был знатоком в изящных искусствах, то обладал обширными познаниями по части разных торговых сделок и верно определял промышленное состояние окрестностей как своих, так и бессарабских. Кроме разных спекуляций он начал заниматься выделкою хорошего чернослива, на манер французского, и вскоре после моего прибытия принес мне полную тарелку отличного чернослива, далеко оставлявшего за собой буковинский»⁴¹².

Автор обращает внимание на такие черты, присущие описываемым типажам, как сметливость, сноровка, разумность:

«– Я нарочно ездил по Бессарабии и у нас, где выделывают чернослив, и видел, что не так берутся за дело, сказал он (В.С. Афанасьев-Чужбинский рассказывает о беседе с евреем, у которого остановился, проезжая местечко Старая Ушица, при впадении реки Ушицы в Днестр. – Прим. авт.).

– Где же Вы научились приготовлять на манер французского?

– Дошел своим умом. В Каменце я купил коробочку настоящего французского и все придумывал <…>. Я уже возил свой чернослив некоторым богатым помещикам в Каменец <…>. Дают лишь несколькими копейками дороже, чем за тот, который продается у нас в бочках.

– Разумеется, Вам не выгодно.

– Просто убыток… Нет, я уже придумал, – прибавил хозяин с улыбкой, которая показалась мне очень хитрою.

– И думаете получить хорошую выгоду.

– Кажется, процентов на сорок. Только вы… Знаете – это…

– Я ведь не торгую черносливом.

– Да, буду продавать за иностранный, только немного дешевле. Коробочки и этикеты плохо подделывают, да наш брат скоро научится <…>. Нет, я вам скажу, нам, торговым людям, нельзя без обмана, – говорил мой собеседник в полном убеждении, что сказал великую истину: – правдой возьмешь немного. Конечно, надо быть честным на расплату, исполнять, что обещаешь, а в товаре без обмана не бывает»⁴¹³.

Из беседы с евреем-портным Афанасьев-Чужбинский привел следующий диалог:

«– Вы спрашивали насчет учеников, – сказал он, закуривая папиросу <…>. – Иного учишь как следует, а иного только по верхам. Согласитесь, если бы я всем показывал все тонкости, у меня скоро отбили бы кусок хлеба… Без хитрости не проживешь на свете, хитрить надо, – заключил он решительно»⁴¹⁴.

В ходе обсуждения рукописи данной статьи с коллегами-иудаистами авторам пришлось услышать несколько комментариев насчет вышеприведенных диалогов: согласно Торе необходимо вести честный бизнес; никто не будет открываться перед приезжим из Петербурга; сомнительно, что об этом вообще говорили бы с малознакомым человеком; автор книги – профессиональный писатель и мастерски придумывает сценки и образы в контексте официальных представлений того времени о «еврейском национальном характере».

Допуская вариант авторской фантазии, как и в эпизоде с контрабандистами (ну кто поведет малознакомого человека показывать такое, за что можно поплатиться не только деньгами, но и жизнью?), тем не менее важно отметить, что в то время люди были более доверчивыми и открытыми. Сама культура традиционных отношений способствовала этому. Разглядев в приезжем просто путешественника, не наделенного властью, люди перед ним открывались, думая, что даже если не местный и узнает какие-либо местные тайны, они умрут с его отъездом. Наивность провинции также нельзя сбрасывать со счетов.

Наконец, следует напомнить, что беллетристический очерк, который рассматривается в данной публикации, в этнологической науке может использоваться лишь как дополнительный источник в деле изучения традиционной культуры населения Бессарабии.

Афанасьев-Чужбинский также обращает внимание на то, что портные, которые шили женские наряды, находились в большем выигрыше, нежели обслуживавшие мужскую часть населения⁴¹⁵.

Говоря о могилевских евреях-ремесленниках, путешественник отметил их трудолюбие, то, что они постоянно заняты, – «нет между ними ни пьяниц, ни буянов, обыкновенно расхаживающих в наших городах по праздникам и заводящих драки и ссоры от пьянства и безделья. Евреи в этом отношении безупречны. Они тоже по праздникам не работают, а если иной и выпьет лишнее, то не покажется на улицу в безобразном виде»⁴¹⁶. В праздник, по словам писателя, особенно следили за тем, чтобы сохранить приличия. «Я никогда не видел, чтобы пьяные евреи подрались в шабаш», – свидетельствует автор, попутно отмечая, что среди этого народа распространено «в полной силе правило: “око за око и зуб за зуб”»⁴¹⁷.

Оказавшись в среде традиционных общественных межэтнических отношений, писатель получил возможность и, что самое главное, сумел воспользоваться ею. Он остановил свое внимание на характеристике поведения и восприятия друг друга не только в среде взрослых, но и детей.