Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего

Не обошел это своим вниманием и П.А. Несторовский. Говоря о народном характере русинов, он отметил много общего и родственного «с нашим малорусским», подчеркнул особенности и специфику буковинских и поднестровских русинов⁴⁴¹. Например, знакомя читателя с двумя отнюдь не абстрактными «русинскими типами» – мужчиной и женщиной, стариком Иваном Гачжулою и бабой Параскою, образно представленными в другой его книге – «На севере Бессарабии», Несторовский создает картину жизни двух личностей, привлекших его внимание⁴⁴². Вполне возможно, что их описание и отразило некоторые черты, присущие русинам Бессарабии. В то же время, на основании их описания никак нельзя судить о русинах в целом.

При рассмотрении этнической специфики в условиях инонационального окружения важную роль играют сведения о влиянии общества на личность, о традиционных нормах поведения в семье и коллективе, воспитании детей, об общих и особенных чертах в материальной культуре русинов, их традиционных занятиях и т. п. Эти аспекты также присутствуют в творчестве писателя. Не обходит он своим вниманием и язык местных украинцев⁴⁴³.

Еще одним важным направлением в анализе творчества П.А. Несторовского следует назвать его сборник фольклора «Материалы по этнографии бессарабских русинов»⁴⁴⁴.

Книги П.А. Несторовского были одними из первых и наиболее полных, обобщающих работ о бессарабских русинах. Выход в свет монографии «Бессарабские русины» не остался незамеченным, о чем свидетельствует рецензия на нее А. Яцимирского (1905)⁴⁴⁵ – автора более 200 крупных народоведческих работ, многие из которых не потеряли своего научного значения до сих пор.

Оценка заслуг П.А. Несторовского в деле этнографического изучения русинов Бессарабии вышеуказанным рецензентом была явно занижена, может быть, отчасти потому, что А. Яцимирский ошибочно недооценивал работы предшественников П. Несторовского и другие материалы, на которые опирался автор в качестве этнографических источников.

Практически все писавшие об украинцах и молдаванах подчеркивали терпимость, присутствовавшую между этими двумя народами, сходство не только в ряде элементов традиционно-бытовой культуры, но и во внешнем облике, характере, привычках. Все это свидетельствует о длительности межэтнических контактов, глубине взаимопроникновения культур, складывании в веках самосознания народа в условиях иноязычного окружения и общежития.

М.М. Коцюбинский и его «Бессарабский цикл». Несмотря на ограниченный объем, нельзя не сказать несколько слов о творчестве классика украинской литературы Михаила Михайловича Коцюбинского.

Несколько лет проживания в Бессарабии оказались чуть ли не самыми плодотворными в его творческой судьбе. В результате родился так называемый «Бессарабский цикл», включающий одиннадцать очерков и рассказов. Специалисты разделяют их на три группы⁴⁴⁶. В первую входят три рассказа «Для общего блага», «Пе коптьор» и «Ведьма», в которых представлены жизнь, быт и обычаи молдаван. Они интересны тем, что напоминают украинскую повседневность. Верно подметил К.Ф. Попович при анализе рассказа «Ведьма»: «Все, о чем говорится в рассказе Коцюбинского, в полной мере напоминает реалии и колдовство, которые мы встречаем в творчестве Н.В. Гоголя. В этом контексте обращают на себя внимание и записки румынского ученого А. Богдана, который в 1910 году в своих комментариях к поэме М. Еминеску “Упыри” говорил, что в этом произведении и у “Вия” Н. В. Гоголя немало общего»⁴⁴⁷.

Во вторую группу включены рассказы, в которых героями являются жители Бессарабии – выходцы из Украины: «Отомстил», «На крыльях песни», «Дорогой ценой», «Посол черного царя», «По-человечески». В данных произведениях можно проследить адаптацию переселенцев, их ценностные ориентации, выделить, по возможности, специфику, отличающую их от других бессарабцев. Как много полезной информации может получить этнограф даже при анализе небольшого отрывка из рассказа «Посол черного царя»:

«…Однажды мне пришлось проезжать через небольшую “руснацкую” деревню. Уже сама деревня мне страшно понравилась – вся в садах, над ручейком, с покосившимися лачугами первых переселенцев, бежавших от барщины, и с более богатым жильем их потомков – домиками, которые, окружив лачуги, расползались из оврага по горам. К тому же и народ красивый, характерный: хлопцы, как молодые дубки, степенные и гордые, идут мимо пана, шапок не ломают; девчата – стройные, как дикие козы; старики – крепкие, жилистые; молодицы – прямо загляденье… Повернул я к «общественной хате» (помещение для приезжих чиновников), вызвал старосту, хвалю ему народ.

– Ничего, – говорит, – хорошая гуцулия…

– Как гуцулия?

– Да это руснаки из других деревень так дразнят нас, оттого, что деды наши убежали от помещиков, откуда-то из Буковины…»⁴⁴⁸.