Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего

В постсоветские годы вышли многочисленные публикации о русском населении Левобережного Поднестровья и политике русских властей в XIX в., подготовленные историками П.М. Шорниковым, Н.В. Бабилунгой, В.А. Содолем⁴⁵⁷ – преподавателями Приднестровского государственного университета имени Т.Г. Шевченко. Их вместе с коллегами из Кишинева В.Н. Стати, В.Ф. Степанюком, С.М. Захарией и мн. др. можно отнести к сторонникам молдовенистской концепции, направленной на подчеркивание самобытности молдавского народа⁴⁵⁸. В числе подобных работ следует отдельно выделить книгу В.Н. Стати «Молдавия и Россия. Исторические связи и сотрудничество» (1480–1818)» (Кишинев, 2017). Данная книга важна тем, что в новом формате исторического развития российско-молдавских отношений двух независимых государств осуществлена попытка возрождения научного направления, появившегося в Советской Молдавии и ориентированного на изучение исторических и культурных связей между двумя государствами. Подобная, если так можно выразиться, традиция, получив основу в дореволюционное время, на котором мы остановимся более подробно ниже, продолжилась в советский период, оставив немалое и разноплановое наследие⁴⁵⁹. Собственно наша монография продолжает развивать данное направление. Этому же вектору посвящена недавно вышедшая в свет книга В.И. Цвиркуна и Ф.М. Мухаметшина «Память поколений. Исследование российско-молдавских исторических связей на территории Молдовы» (Москва, 2020); исследования В.И. Цвиркуна: «Димитрий Кантемир. Страницы жизни в письмах и документах» (Санкт-Петербург, 2010), «Соратник Петра Великого. История жизни и деятельности Томы Кантакузино в письмах и документах» (Санкт-Петербург, 2015); монографии В.П. Степанова «Грани идентичностей» (Кишинев, 2010), «Этнополитическое конструирование гражданской идентичности на двух берегах Днестра (1989–2014 гг.)» (Москва; Тирасполь, 2015); «Русский Конгресс действует» (Кишинев, 2018); книга Мухаметшина Ф.М. и Степанова В.П. «Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего. Очерки постсоветского времени 1991–2020» (Москва, 2021) и др.

Разговор был бы односторонним, если не упомянуть современные труды, авторы которых избегают или обвиняют не только русские и советские власти в судьбе края, но и предъявляют претензии к русскому населению региона.

Можно утверждать, что подобного рода работы в основной своей массе выходят из-под пера адептов теории румынизма. Назовем среди них труды таких авторов, как И. Ожог, И. Шаров, И. Гуменый, И. Цуркану и мн. др.⁴⁶⁰ Сегодня можно сказать, что подобная интерпретация прошлого представляет собой официальную позицию АН Молдовы, которая, правда, в настоящее время находится в «бесстатусном положении»⁴⁶¹.

Кстати, в современной России также имеются сторонники румынской идентичности молдаван. Среди работ такого рода укажем уже обозначенные в данной книге труды О. Грома.

Большую работу по изучению прежде всего настоящего положения русского населения Республики Молдова осуществили сотрудники Института этнологии Российской академии наук. Здесь следует указать на труды Л.Н. Чижиковой⁴⁶², Л.В. Остапенко и И.А. Субботиной⁴⁶³, М.Н. Губогло. Последний, наряду с исследованием проблем гагаузского населения, уделял немалое внимание роли русского языка в регионе⁴⁶⁴.

Серьезную работу по изучению старообрядчества осуществляют российские исследователи И.В. Поздеева, Н.В. Литвина, О.Б. Харитонова и др.

Завершая краткую характеристику историографического и этносоциального положения в республике, можно констатировать, что страна разделена не только на сторонников прорумынской и промолдавской идентичностей. На них накладываются еще и региональные идентичности юга республики, в частности АТО Гагаузия и заселенного большинством болгар Тараклийского района, а также самопровозглашенного Приднестровья, где русский фактор, наоборот, возведен в статус государствообразующего при формальном равенстве молдавской и украинской этнолингвистических составляющих.

Расселение и численность русского населения в Бессарабии XIX в. XIX в. в научной литературе Молдовы еще называют «русским». В этом, безусловно, имеется своя логика. Но вот любопытная деталь: при том, что русская политика конца XVIII – начала XIX в. во многом предопределяла судьбу края, а после 1812 г. Бессарабия и вовсе стала частью общерусского пространства, утверждать, что русское население здесь пользовалось какими-то привилегиями или особым положением, было бы неверно. Да и изучалось оно долгое время эпизодически, обычно в общей массе с другими этносоциальными сообществами, проживающими в крае.

Итак, заметки о русском населении края, особенно в первой половине XIX в., носили отрывочный характер. Оседлое русское население многими авторами оценивалось критически, в силу того, что приобретенная у османов территория, находящаяся на окраине империи, притягивала к себе многочисленных беглых, авантюристов и искателей приключений.