Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего

По данным В. Кабузана на 1818 г., в Южной Бессарабии находилось уже 16 144 украинцев и 8049 русских. Хотя, по утверждению исследователя, только в 1807–1811 гг. их бежало около 47 000 человек. Часть беглецов ушла за Прут, часть сумела расселиться в разных цинутах Бессарабии, некоторые вернулись обратно, «добровольно или по принуждению»⁴⁶⁵.

Миграции русского населения в Бессарабию продолжались с разной интенсивностью вплоть до отмены крепостного права (1861). Беглых привлекала свободная земля, отсутствие крепостничества, не последнюю роль играли благоприятные климатические условия.

В.С. Зеленчук привел слова одного из беглых поселян с. Троицкого Бендерского уезда: «Отцы наши вышли в 1828 г. из губерний Курской, Орловской. Теперь мы однодворцы, так сказать, резеши, на родине имели по 4 десятины на человека, а здесь по 30 десятин»⁴⁶⁶.

В 1807–1828 гг. в крае ощущалось массовое переселение некрасовских казаков из Турции⁴⁶⁷. Они основали ряд поселений – Новая Некрасовка, Старая Некрасовка, селились также в городах Южной Бессарабии. Тогда же, в первые десятилетия XIX в., а также на всем его протяжении продолжалась миграция в край старообрядческого населения, создавшего здесь ряд своих поселений: Грубно и Галишовка на Хотинщине, в Оргеевском уезде слобода Старообрядческая. При этом, как справедливо отмечал В.С. Зеленчук, наряду с народной колонизацией имела место правительственная переселенческая политика⁴⁶⁸. Противоречивые устремления, с одной стороны, освоить пустующие окраинные земли, а с другой – не превратить край в вольницу для беглых крепостных (а по большому счету, она таковой и являлась), во многом объясняют противоречивую политику в отношении к беглым из центральных регионов Украины и России, которая в разные годы не носила последовательного характера вплоть до отмены крепостного права.

Приток русского населения в Бессарабию и Левобережное Поднестровье продолжался и во второй половине XIX в., правда, с разной интенсивностью. Его спад в середине XIX в. объясняется Крымской войной и отменой крепостничества. Но в пореформенное время разного рода миграции в край усиливаются, и к концу XIX столетия русские уже составляют 123,1 тыс. чел. (6,4 %)⁴⁶⁹.

В первой половине XIX в. освещение русского населения во многом зависело от государственных интересов и задач, ставившихся перед исследователями, большинство из которых представляли различные интересы государственных структур империи того времени.

Освещение русских в трудах И.С. Аксакова. Мы уже отмечали, что первые описания русского (да и не только русского) населения носили отрывочный, эпизодический характер. В определенном смысле исключением можно назвать наблюдения Ивана Сергеевича Аксакова.

Свои общие впечатления он представил в письмах к родным, где рисуемая им картина предстает в безрадостном виде: «Но чем более наблюдаешь этот край, тем сильнее убеждаешься в его нравственном бессилии. Русские здесь – поколение беглых, враждебное России. Недавно я говорил с одним бородачом-извозчиком и, увидав его бороду, обратился к нему с радостью, как к земляку… Он на приветствие отвечал очень сухо и объяснил, что “черт ли ему в России! Там мы жили под панами, а здесь мы вольные, молдаване и евреи народ добрый, с ними жить можно”. Когда он стал отзываться не совсем ласково про правительство и царя, то на замечание бывшего тут же одного нашего офицера сказал: “Ну что ж, мы царю служим, уйдем для него Турцию населять”. Подобные же речи слышал я и от многих русских. Я спрашивал людей, самых близких к молдаванскому народу, как поступит он в случае вторжения неприятеля в Бессарабию. “Одно только верно, – отвечали мне, – что он не побежит в Россию”. Россия является для них страшилищем, страною холода, неволи, солдатства, полицейщины, казенщины, и крепостное право, расстилающееся над Россиею свинцовою тучей, пугает их невыразимо»⁴⁷⁰.

Как уже отмечалось, окраинное и недавнее нахождение Бессарабии в Российской империи делали ее по-своему привлекательной для тех, кто искал лучшей доли. Есть еще один немаловажный момент, который, думается, требует пояснения. В то время на стыке веков и империй население Бессарабии особенно остро испытывало потребность приспособиться к условиям повседневности, поэтому ничего удивительного нет, например, в том, что в первое время после 1812 г. немало семей предпочло уйти к османам за Дунай. Страх перед новым, стремление к привычному укладу жизни делали объяснимыми эти поступки.