Роза

Конечно, наравне с другими слугами, и возможностей побыть наедине почти не будет, зато у них появятся темы для разговора, общие впечатления, а также Атли упоминал искусство… Вальф посоветует ему интересные музеи, а вечером спросит, понравилось ли что-нибудь… И предложит посетить какую-нибудь галерею вместе…

Может быть, даже получится сходить на пляж. Вспомнив мечтательное выражение лица Атли – в библиотеке, когда он говорил о тёплом море и чудесных закатах, – Вальф представил, каков будет восторг юноши, когда он увидит всё это воочию, и улыбнулся в предвкушении.

9

Однако дни шли, а Рандвальф всё тянул с приглашением. И чем дольше тянул, тем неувереннее себя чувствовал. Вдруг Атли увидит в этом принуждение к чему-то большему и откажется? Или ещё того хуже – согласится против воли, а потом будет смотреть на «господина» с опаской и отвращением, ожидая, когда тот потребует его в свою спальню?

Нет, торопиться нельзя, нужно продумать свои слова как следует, сказать так, чтобы он понял – это самая обычная поездка. И он может отказаться. Но если действительно откажется и придётся уехать в одиночестве – на целый год? О подобном варианте Вальф теперь боялся и думать.

Герцог даже сел формулировать свою речь на бумаге, но после десятка брошенных в камин черновиков оставил эту затею. Не будет же он, в самом деле, читать с листа? Это бесполезно.

Больше всего Вальфа пугала неопределённость. Он не хотел, чтобы Атли уступил его приказу, а надеялся, что согласие будет искренним и добровольным. Допустим, на поездку он наверняка согласится – потому что мечтал о подобном. Или всё-таки нет? Смутится? Испугается? Явно даст понять, что не желает оставаться с Вальфом наедине – ни в музеях, ни на пляжах, ни где либо ещё?

Перед герцогом вдруг распахнулась бездна сомнений – может ли он заслужить хотя бы симпатию, не говоря уже о любви? Ни внешность, ни титул, ни состояние никогда раньше не помогали ему обрести искренность и доверие – лишь страсть на пару ночей. Но что у него есть, кроме этого? Вальфу казалось, что и его статус, и богатство превратились в песок, утекающий сквозь пальцы.

***

В один из дней Рандвальф проснулся отдохнувшим и потому в решительном настроении.

«Сегодня. В крайнем случае завтра. Как только представится подходящий случай, чтобы поговорить. Или лучше позвать его к себе? Без случайных ушей. Но не будет ли это выглядеть двусмысленно? Может, его это смутит. К тому же он почувствует себя обязанным согласиться… Нет, лучше мимоходом. Как будто мне это только что пришло в голову. Лёгким тоном, без навязчивости… А если он скажет, что не может оставить парк без присмотра, да и вообще – зачем мне в поездке садовник? И что ответить?»

Погружённый в раздумья, Вальф спускался по лестнице, когда услышал шум в глубине комнат. К нему тут же подскочила Марта.

– Доброе утро, ваша светлость! – говорила она громко и подчёркнуто официальным тоном. – Мы вас ждём, чтобы рассудить одно дело.

– Да, конечно… – рассеянно обронил герцог.

– Тогда пройдите, пожалуйста, в зал.

В большом зале, расположенном через комнату, был слышен шум – более всего рычащий мужской голос, поливающий оскорблениями, судя по всему, всех окружающих. «Да отцепитесь от меня! А ты, шлюха, за это ответишь! Опозорила меня перед семьёй! Я матери тебя показывал, тварь!» – выкрики сопровождались громким стуком по чему-то деревянному.

Рандвальф ускорил шаг и, войдя в зал, мгновенно оказался на кафедре, возвышающейся по правому краю комнаты. Изначально эта конструкция была перенесена сюда из церкви-усыпальницы Сорсет, и подниматься на неё следовало бы в сутане – герцоги имели также статус первосвященников, – однако сейчас Вальф просто-напросто забыл об этом. За его жизнь лишь несколько раз возникала необходимость в суде господина, обычно слуги улаживали свои разногласия сами.

Он быстро осмотрел зал. Рёв принадлежал медведеподобному конюху Барру, а обращён он был на стоящую неподалёку посудомойку, заливающуюся истеричными рыданиями. А вот что совершенно не понравилось герцогу – девушку прикрывал от то и дело взлетающих кулаков не кто иной как Атли. Конюх брызгал слюной, однако от прямого рукоприкладства его удерживали двое мужчин, поэтому кулак, не достигнув цели, опускался на соседний стол – от этого звука посудомойка каждый раз вздрагивала и заливалась слезами ещё горше.

– Прекратить! – Рандвальф без разгона взял нужный тон и стукнул по кафедре судейским молотком. – Что случилось?

Воцарилась тишина, и все присутствующие уставились на господина.

Барр тяжело выдохнул:

– Ваша светлость! Эта чёртова шлюха обещалась мне в невесты, а нынче я смотрю – она пузатая! А ведь моя матушка её благословила, тварь эту гулящую! – конюх снова дёрнулся в направлении девушки, а когда его удержали, смачно плюнул под ноги Атли.

– Забыл, в чьём ты доме?! – Рандвальф тоже умел реветь медведем, если было нужно. – Давно плетей не получал?!

Барр мгновенно присмирел, склонил голову и понизил голос.

– Да, хозяин, я всё вымою.

– Конечно, вымоешь, – герцог тоже вернулся к спокойному тону. – А теперь продолжай.