Роза (пер. Ганзен)

Я теперь и припомнилъ эту исторію, говорившую о находчивости и энергіи баронессы. Но сейчасъ она находилась въ какомъ-то угнетенномъ настроеніи. Я было заговорилъ съ ней о томъ, какое счастье радовать другихъ, радовать дтей и всхъ окружающихъ. Она остановилась.

— Счастье? Что вы! — сказала она, хмуро сдвинувъ брови, и словно задумалась. Потомъ опять пошла дальше, но вскор какъ-то торопливо свернула съ дороги и опустилась на траву. Я пошелъ за нею, но остался стоять возл. Она продолжала.

— Счастье? Да, поглядла бы я на него, явись оно ко мн; долго бы глядла, — такъ оно мн незнакомо. Но, разумется, въ жизни бываютъ минутки чуточку получше другихъ.

— Должно быть, такъ, — сказалъ я. И мн бросились въ глаза морщины на ея лбу, проложенныя горемъ и годами. Въ эту минуту она не притворялась, не напускала на себя ничего, и даже нижняя губа у нея отвисла. Вся молодость была у нея позади.

— Тутъ жилъ когда-то охотникъ, — снова начала она, указывая рукой вдаль. — Его звали Гланъ. Вы слыхали о немъ?

— Да.

— Да? Онъ жилъ тутъ. Онъ былъ молодъ, и звали его Томасъ Гланъ. Время отъ времени я слышала выстрлы, и меня такъ и тянуло отвтить ему; иногда я и ходила встрчать его. А, впрочемъ, — что Гланъ? Да, минутами съ нимъ бывало пріятне, чмъ когда-либо въ моей жизни, но… И я его любила… О! я забывала весь міръ, когда подходилъ онъ. Да, я помню человка, который умлъ подходить!.. Съ большой бородой; похожъ на звря; на ходу иногда остановится и подожметъ одну ногу; потомъ опять дальше. И часто одвался въ звриныя шкуры.

— Это все онъ же? — спросилъ я.

— Да.

— Какъ вы интересно разсказываете!

— Тому уже столько лтъ минуло. Разв люди еще не забыли про это? Я сама почти забыла и только вотъ, когда вернулась сюда и перехожу тутъ съ мста на мсто, припоминаю опять. И сегодня вспомнилось… Но онъ былъ совсмъ, какъ зврь лсной; и я его любила. Онъ былъ такой большой и ласковый. Онъ, наврно, питался иногда оленьимъ мохомъ: его дыханіе отдавало оленемъ; пахло дичиной. Я вспоминаю теперь, что и онъ былъ влюбленъ въ меня. Разъ онъ явился съ разстегнутымъ воротомъ; грудь у него была вся мохнатая. «Прилечь на нее — словно на лужайку,» — подумала я; я вдь была еще такъ молода. Я нсколько разъ цловалась съ нимъ, и вотъ знаю, что ничего подобнаго не переживала больше. А разъ онъ шелъ по дорог; я смотрла на него и видла, что онъ потихоньку подходитъ ко мн; и онъ тоже все время смотрлъ на меня; взглядъ его проникалъ мн въ самую душу, и мн становилось такъ безконечно сладко… А когда онъ подошелъ, я прильнула къ нему и замерла… О, я была замужемъ и все такое, но не помню ничего подобнаго. Какъ онъ былъ хорошъ! Но иногда, бывало, падалъ духомъ. Галстухъ свой онъ повязывалъ по-дтски, а часто и совсмъ забывалъ его дома. Но все-таки онъ былъ такъ хорошъ. И знать не зналъ никакихъ границъ. Тутъ жилъ тогда одинъ докторъ, хромой, и Гланъ прострлилъ себ ногу, чтобы самому быть не лучше доктора. У него была собака, Эзопъ, и онъ застрлилъ ее и послалъ трупъ одной… той, кого любилъ. Онъ не зналъ границъ, ни въ чемъ. Но онъ не былъ божествомъ; онъ былъ зврь лсной. Да, именно безподобный зврь!

— Но вы, врно, все еще любите его? Сдается, что такъ.