Роза (пер. Ганзен)

Но смотрителю Шёнингу ничего не требовалось въ кредитъ. Онъ всегда приходилъ въ лавку съ наличными.

Разъ Гартвигсенъ и сказалъ ему:- Ежели вамъ нужны какіе-нибудь товары, — платить незачмъ.

Смотритель стоялъ передъ нами, худой, выцвтшій и недоумвающій.

Тогда Гартвигсенъ пояснилъ:- Вы просто велите записать на мое имя.

Наконецъ, смотритель отвтилъ:- Да какая же это будетъ покупка? И почему бы мн не платить за свой товаръ?

Отъ такого отвта Гартвигсенъ не поумнлъ; напротивъ.

— Что же, — я хотлъ оказать благодяніе! — сказалъ онъ.

Но тутъ смотритель принялся хохотать надъ нимъ, тряся своей сдой головой, да еще сплюнулъ. Гартвигсенъ вскиплъ, обозвалъ его идіотомъ и съ шумомъ вышелъ изъ лавки.

Онъ никакъ и не могъ забыть отказа смотрителя; обида грызла его, хоть онъ и уврялъ, что ему наплевать на это. — Пожалуй, и ты когда-нибудь такъ заважничаешь, что не захочешь знать меня, — брякнулъ онъ Роз. А когда она только покачала головой въ отвтъ, не желая вдаваться въ эту тему, онъ обиженно сказалъ: — Да, да, длай себ какъ знаешь.

По вечерамъ онъ любилъ разсказывать намъ, какія онъ обдлалъ дла за день, хоть и не Богъ всть что это были за дла. Онъ ходилъ день-денской туда и сюда и во все вмшивался, во всякія мелочи, и отрывалъ людей отъ дла только, чтобы показать себя хозяиномъ. Встртитъ по дорог старшаго мельника и скажетъ ему:- А, тебя-то мн какъ разъ и надо: сегодня теб придется доставить намъ столько муки, сколько сможешь только! — А мельникъ и безъ того ничего другого не длалъ, какъ мололъ каждый день сколько могъ. Но онъ покорно отвтитъ:- Слушаю, — а Гартвигсенъ еще добавитъ: — То-то; я вдь прямо съ пристани; у насъ на склад осталось всего два десятка мшковъ.

А то позоветъ меня съ собой на сушильныя площадки. Прідемъ туда, и Гартвигсенъ начнетъ перебирать рыбу съ видомъ хозяина и задавать Арну Сушильщику разнаго рода вопросы. — Ты подумалъ ли, что завтра можетъ пойти дождь и опять смочитъ рыбу? Ежели у тебя мало народу, такъ ты только скажи мн. — Арнъ Сушильщикъ отвтитъ, что народу-то у него довольно, да вотъ солнца мало, и на сушку нужно свое время, а Гартвигсенъ на это:- Да, да; я такъ поршилъ, чтобы рыбу упластовали еще до конца іюля. — И хотя Арнъ Сушильщикъ самъ отлично зналъ это, онъ все-таки всплеснетъ руками и прикинется изумленнымъ. Тогда Гартвигсенъ примется растолковывать ему, какъ дло велось прежде: что и въ прошломъ году рыбу упластовали, погрузили и отправили къ этому сроку, и въ позапрошломъ, и всегда такъ было. Длать нечего, Арну Сушильщику приходится сдаться. А Гартвигсенъ позоветъ меня съ собой дальше и продолжаетъ:- Да, хорошо ему, Макку, — знаетъ только свою контору да счеты, а вотъ по части всякаго надзора да присмотра, да всей этой головоломщины съ рабочими — это все на мн одномъ. Того и гляди, жениться не выберу досуга!

Роза отдохнула и похорошла отъ этой мирной жизни. Она часто брала Марту за руку, отправлялась съ ней къ дтямъ баронессы и подолгу проводила съ ними время на прибрежныхъ скалахъ. Въ эти часы весь домъ бывалъ въ моемъ распоряженіи, и я могъ вполн спокойно предаваться тому своему тайному занятію, о которомъ уже упоминалъ разъ. Я запиралъ вс двери и окна, чтобы никто ничего не слыхалъ, и каждую четверть часа выходилъ посмотрть на дорогу — не идетъ ли кто, а затмъ опять возвращался къ своему длу. О, я ршилъ, что прежде всхъ узнаетъ объ этомъ Роза; и пока я еще помолчу насчетъ этого.

Какъ она была искренна и мила! Когда она замтила, что Гартвигсену хотлось скрыть свои уроки со мной, она стала уходить въ эти часы изъ дому подъ видомъ покупокъ въ лавк. Такъ же деликатно вела она себя по вечерамъ, когда мы съ Гартвигсеномъ болтали о томъ, о семъ; она была дама образованная, но снисходительно относилась къ намъ, хотя бы мы даже мололи вздоръ; снисходила она втихомолку и къ Гартвигсену, когда онъ бывалъ грубъ. Гартвигсенъ же иногда выражался прекурьезно. Ставъ тузомъ, онъ не придерживалъ языка, даже когда ровно ничего не смыслилъ въ дл, а, напротивъ, сыпалъ такими фразами, какихъ я сроду не слыхивалъ. Господи, что только творилось у него въ голов! Разъ онъ разсуждалъ о мор житейскомъ и выразился удивительно:- Да, Лютеръ — вотъ былъ самый главный корабль въ семъ мор житейскомъ; я, понятно, не могу этого знать, а только такъ разсуждаю по простот своей. И вра его, я полагаю, самая отличная вра для хорошаго человка.

Что было Роз отвчать на это? — Ну, конечно, Лютеръ — еще бы, такой человкъ! — И при этомъ даже ни тни улыбки.

Вдругъ однажды Гартвигсенъ заявилъ, что, пожалуй, мн предстоитъ ухать.

Случилось это на другой день посл того, какъ я вечеромъ сидлъ съ Розой и Мартой на крылечк, болтая то съ Розой, то съ двочкой, — больше какъ разъ съ послдней. Тутъ вернулся Гартвигсенъ.

— Присаживайся къ намъ и ты! — шутливо сказала ему Роза. Но Гартвигсенъ проголодался и вошелъ въ домъ. Мы вс трое тоже пошли за нимъ. Гартвигсенъ, какъ видно, вернулся изъ Сирилунда и, врно, кто-нибудь тамъ разстроилъ его. Посл ужина онъ вдругъ спросилъ Розу:

— Что же ты подумала, что лту чуть не конецъ? И пора намъ жениться или нтъ?