Роза (пер. Ганзен)

— Ну-ну, хорошо, — сказалъ тогда Гартвигсенъ, которому, видно, стало жаль своего шкипера. — Только вотъ она все бросаетъ ребенка. Впрочемъ, можетъ быть, тутъ и нтъ ничего такого; пожалуй, она просто такъ, изъ жалости къ ближнему, что ли.

Но Гартвигсенъ не все сказалъ, и когда мы шли съ нимъ вмст къ его дому, прибавилъ:

— Видно, придется мн взяться за моего компаньона. Кром меня некому. Онъ забираетъ съ собою въ ванну то одну, а то и двухъ, и не думайте, что имъ больно много приходится растирать его. Нтъ, онъ совсмъ бшеный, такъ и хватаетъ ихъ. Я знать этого больше не хочу.

Я уже давно не видлъ Розы и обрадовался, заставъ ее свжей и бодрой. Какъ и всегда бывало въ послднее время, Гартвигсенъ скоро вышелъ и оставилъ насъ вдвоемъ. Роза бесдовала оживленне прежняго и была вообще спокойне.

— Спасибо; день прошелъ, и слава Богу! — отвтила она на мой вопросъ, какъ она поживаетъ. — А вамъ хорошо живется въ Сирилунд? Я давненько тамъ не была. Какъ Эдварда?

— Лучшей госпожи мн и желать нельзя. И дти чудесныя.

— А вы страсть какъ выросли за лто, — сказала она мн.

Я даже покраснлъ, такъ я обрадовался и возгордился, что она это сказала; поскоре отвернулся и сталъ глядть въ окно.

— Какъ эти два самца вчно на чеку одинъ противъ другого, — проговорилъ я.

— Голуби? Они разв еще не спятъ?

— Гартвигсенъ кормитъ ихъ. Эти двое терпть не могутъ другъ друга; такъ и вертятся волчками.

Роза тоже подошла къ окну взглянуть. При этомъ она стала совсмъ близко ко мн. Вся она дышала какою-то ласковою, нжною женственностью и преспокойно перегнулась надо мной, чтобы поглядть хорошенько, упираясь рукой о подоконникъ. Рука была крупная, красивая. Мн сдавалось, что она не все время глядитъ въ окно, но скользитъ взглядомъ и по моей голов, затылку и ше. Я ощущалъ ея дыханіе. Ахъ, мн, пожалуй, слдовало отодвинуться немножко, чтобы дать ей мсто, но мн было такъ пріятно.

— Они ревнуютъ другъ къ другу, — сказалъ я про голубей. И что такое сказалъ я еще? Пожалуй, ничего больше, но въ ушахъ у меня звенло, словно я говорилъ долго, долго.

Роза слегка оттолкнулась рукою отъ подоконника, какъ будто отталкивая лодку отъ берега, и обдала меня своимъ долгимъ, чудеснымъ взглядомъ. Врно, у меня голосъ дрожалъ, и я выдалъ себя.

— Да, ревность, пожалуй, вещь хорошая, — сказала она мягко, — и, врно, она неразлучна съ любовью; какъ знать.

— Наврно, такъ.

— Но любовь едва-ли можетъ питаться одной ревностью. По крайней мр, долго не можетъ.

— Нтъ, нтъ!

Меня охватила при ея словахъ несказанная радость: ревность свела ее съ хозяиномъ этого дома, но она больше не любила его! Меня же она увидла сегодня въ новомъ свт: я выросъ, возмужалъ; ей не противно было смотрть на мой затылокъ и шею, она дышала мн на волосы.

Я началъ бормотать что-то такое:

— Мн бы только хотлось… Вы такая удивительная сегодня… Господи, я не видалъ вамъ подобныхъ… Вы одна единственная… Нтъ, право, вы красиве всхъ женщинъ въ свт… Да; и мн бы хотлось только поблагодарить васъ.

— Что съ вами? — сказала она, снисходительно улыбаясь, но покраснвъ. — Не влюбились же вы въ меня? О, нтъ! Вы такъ молоды… Нтъ, что съ вами!

Я всталъ было и протянулъ къ ней руку, не смя двинуться съ мста. Но, услыхавъ ея послдній отрывистый и рзкій возгласъ, я снова опустился на стулъ.

— Сидите смирно! — опять услыхалъ я.

Она то и дло поглядывала на меня, какъ будто соображая, какъ ей лучше угомонить меня. Видя, какъ она испугалась, я попытался успокоить ее, заговорилъ о своей сестр, о томъ, что Роза такъ мн ее напомнила сегодня, что мн было такъ хорошо сидть тутъ съ нею… Отчасти я прямо выдумывалъ, у меня вовсе и не было взрослой сестры, а только маленькая. Да, Роза, видимо, и не врила мн; она была старше меня и, наврно, видла меня насквозь.

— Я хотлъ поблагодарить васъ за то, что вы позволяете мн бывать здсь, — сказалъ я.

Она уже немножко успокоилась, опять улыбнулась и сказала; — Вы тутъ вдали отъ своихъ; совсмъ одинъ. — И она подошла ко мн шага на два, склонила голову на бокъ и, поглядывая на меня, продолжала:- Нтъ, что такое съ вами?.. Конечно, приходите, милый мой, хоть каждый день. Можетъ быть, сыграете немножко? Нтъ? Такъ вамъ, пожалуй, пора уйти.

— Ахъ, нтъ.

— Да, да; ступайте домой, лягте и успокойтесь. Такъ вдь?

Я схватилъ ея руку и крпко, долго цловалъ.

— Не вводите насъ обоихъ въ бду! — услыхалъ я ея шопотъ.

Я снова очутился на стул. Въ сняхъ послышались шаги, и вошелъ Гартвигсенъ.

— Не сыграете-ли? — спросилъ онъ.

— Поздно уже… Нтъ, спасибо; скоро ночь.

— Но завтра опять будетъ день! — сказала Роза.

Она была такъ мила и ласкова, и оба они, и Роза и Гартвигсенъ, проводили меня и пожали мн руку.

Гартвигсенъ, противъ обыкновенія, выказалъ заботливость, сказавъ жен:

— Теперь ужъ не лтнее время, Роза; ты бы накинула шаль.

— Мн не холодно, — отвтила она.

— Да, пожалуй, у тебя нтъ шали, — продолжалъ Гартвигсенъ. — Но разв долго теб достать въ лавк — за счетъ Гартвича; дадутъ, я полагаю! — и онъ расхохотался въ мою сторону.

По дорог домой, я нсколько разъ оборачивался назадъ. Я немножко тшилъ себя мыслью, что Роз, пожалуй, скучновато стало, посл моего ухода.