Роза (пер. Ганзен)

Я вернулся въ Сирилундъ. Маккъ въ ночной рубах высунулся изъ своего окна во второмъ этаж и разговаривалъ съ Оле Человчкомъ во двор. Значитъ, Маккъ все еще не улегся на покой; былъ совсмъ свжъ и бодръ посл ванны, и голова у него работала исправно.

— Пожалуй, ты отплывешь ночью, — говорилъ онъ Оле Человчку, — а я вотъ что еще хотлъ сказать теб: на обратномъ пути пройди съ Фунтусомъ по ту сторону маяка. Шкуна не пойдетъ зимою на Лофотены; ее надо поднять къ весн и подправить.

XV

Миновалъ день Семи спящихъ отроковъ. Суда съ треской отплыли на югъ, и сушильныя площадки опустли. Начался листопадъ.

Въ Сирилунд какъ будто потише стало. Свенъ Дозорный и Оле Человчекъ забрали съ собой часть людей и ухали. Ухала и Брамапутра, бывшая причиной многихъ веселыхъ исторій и бдъ въ людской. Но и безъ того осталось еще довольно народа: приставные рабочіе, приказчики, дворники, кузнецъ, бондарь, пекарь, два мельника, вс работницы, Крючкодлъ, Туловище, Іенсъ Папаша и призрваемый Фредрикъ Менза, который не вставалъ съ постели, но преисправно лъ и пилъ и все никакъ не могъ развязаться съ жизнью.

Да, часъ Фредрика Мензы все никакъ не могъ пробить. Вотъ ужъ съ годъ лежалъ онъ такъ, все больше и больше впадая въ дтство. лъ онъ много, физическія силы его не падали, зато умственныя совсмъ ослабли отъ старости. Если его о чемъ-нибудь спрашивали, онъ отвчалъ: бобо! — а то подолгу лежалъ, воюя съ собственными руками въ воздух и испуская по ихъ адресу безсмысленныя звуки. Съ каждымъ днемъ онъ все больше и больше дряхллъ, но каждое утро просыпался въ добромъ здоровь, котораго смерть какъ будто не могла сломить. Для Крючкодла, попавшаго къ нему въ сожители, онъ былъ настоящій крестъ.

А между Крючкодломъ и Туловищемъ завязалась забавная дружба: обоимъ не доставало Брамапутры, и такъ хотлось написать ей въ Бергенъ, да боязно было мужа. Тяжело, уродливо ковылялъ Туловище по двору; онъ носилъ изъ сарая дрова для всхъ печей въ дом и носилъ чудовищными вязанками. Медленно, грузно топалъ онъ по двору, словно отбивая тактъ своими двумя подпорками. Взвалить себ на спину вязанку съ добрый возъ было нипочемъ этому великану, и онъ еще подолгу простаивалъ съ такой ношей, болтая то съ тмъ, то съ другимъ; когда же двигался снова, то несъ ее съ осторожностью ребенка, а у кухонныхъ дверей сваливалъ и принимался разносить дрова по дому охапками. А то какъ бы лстница не подломилась!

Дружба между Туловищемъ и Крючкодломъ потому выходила особенно забавной, что Крючкодлъ всячески дразнилъ и изводилъ пріятеля, выкидывая съ нимъ разныя штуки. Плутоватый щебетунъ старался только держаться отъ гиганта на безопасномъ разстояніи, когда осыпалъ его своими насмшками и обидными прозвищами. Кром того, онъ придумалъ для Туловища особую мелодію, которую, подкарауливъ выходъ гиганта изъ дровяного сарая, и насвистывалъ въ тактъ его ковылянію. Туловище отбивалъ тактъ по двору своими подпорками, а Крючкодлъ подсвистывалъ ему что было мочи. Туловище нкоторое время продолжалъ итти терпливо, потомъ старался мнять шагъ, чтобы уйти отъ этого аккомпанимента, но пронзительное чириканье сразу догоняло его, и опять бдняга шагалъ въ тактъ. Одно спасенье было — добраться до кухонныхъ дверей. Зато ужъ тамъ Туловище оглядывался назадъ такими глазами, точно състь хотлъ своего преслдователя. Но къ вечеру онъ опять былъ тою же незлобивою душой.

У Гартвигсена иногда бывали престранныя фантазіи. Такъ, однажды въ лавк, онъ вдругъ спросилъ меня, не могу ли я указать ему самую сподручную дорогу въ Іерусалимъ.

Въ лавк было нсколько покупателей, а у винной стойки выпивалъ лопарь Гильбертъ. Я и подумалъ, что Гартвигсенъ задалъ мн такой вопросъ, чтобы показать себя передъ приказчиками и постителями: вотъ-де я каковъ; все мн нипочемъ, хоть-бы и въ Іерусалимъ махнуть! Поэтому я и не принялъ вопроса всерьезъ, а только сказалъ:

— Ой, ой! Такъ-таки въ Іерусалимъ? Далеконько.

— Да. Но вдь добраться-то можно?

— Несомннно.

— Но вы не знаете дороги?

— Нтъ, не знаю.

— А нельзя ли вамъ повыспросить за меня смотрителя маяка? Я съ нимъ вдь не въ ладахъ теперь.

— Если вамъ въ самомъ дл нужно толкомъ разузнать объ этомъ, то я спрошу у него.

— Да, я хочу именно разузнать все толкомъ.

Приказчики, лопарь Гильбертъ и покупатели притихли въ изумленіи; Гартвигсенъ отлично замтилъ это, напустилъ на себя еще пущую важность и сказалъ:

— Это у меня еще съ дтства было на ум — когда-нибудь да побывать во всемірнознаменитой Іуде.

Тутъ лопарь Гильбертъ закачалъ головой: какой, дескать, всемогущій этотъ Гартвигсенъ; что ни захочетъ, то и сдлаетъ! — вдь это, небось, за тридевять земель? И есть ли тамъ море, и солнце, и люди, какъ у насъ тутъ? Господи насъ помилуй!

И лопарь Гильбертъ, который славился тмъ, что разносилъ по околотку вс новости, поторопился допить свой шкаликъ, чтобы поскоре отправиться въ путь.

Въ эту минуту вошла баронесса.