Роза (пер. Ганзен)

— Вы думаете? — сказала она и улыбнулась. Тутъ она и выказала свою истинную женскую натуру; она, какъ видно, не прочь была, чтобы я понялъ ее именно такъ: оцнилъ ея готовность пожертвовать собой ради любви. Все это я, однако, сообразилъ только позже, теперь же я продолжалъ:

— А то, что вы тогда такъ разстроились изъ-за Гартвигсена, вполн понятно, по моему: вы попросту ревновали къ соперниц.

Роза слабо улыбнулась. — Пожалуй, чуточку, — согласилась она, но затмъ ее зло взяло на мою настойчивость, и она опять принялась возражать:- Нтъ, не такъ. Но это все равно. Съ какой стати мн сидть тутъ и исповдываться?

— Конечно, — отвтилъ я смиренно. Но, все-таки, я, наврно, былъ правъ: она вовсе не была такъ неспособна влюбляться, какъ представлялась.

— Такъ вы думаете, я ревновала? Но я вовсе не изъ влюбчивыхъ, слышите! Я самая простая, обыкновенная женщина, какъ видите. Мужъ мой… я говорю про перваго своего мужа, даже говорилъ, что я ужасно скучная. И, пожалуй, онъ былъ правъ. Но, впрочемъ, что это за разговоры такіе! — ршительно перебила она себя самое. — Вы такъ некстати увлеклись своими чувствами, что я не могу не остановить ихъ.

— Вы не можете ихъ остановить, — сказалъ я.

— Нтъ, могу. Вы сами знаете, что будь здсь другія женщины, вы бы обо мн и не думали. Но здсь почти нтъ другихъ, и сами вы нигд не бываете, никого не видите. Я должна, впрочемъ, сказать вамъ, что со мной такой случай впервые. Т, которые до васъ любили меня, не особенно волновались; ли и спали себ, какъ ни въ чемъ не бывало. Николай былъ спокоенъ. Бенони еще того спокойне. Такъ я и не знаю ужъ, какъ мн быть съ вами.

— Хотите, я вамъ скажу?

— Скажите.

— Поменьше материнскаго чувства, поменьше снисходительности.

Она усмхнулась и отвтила:

— То есть, вы хотите сказать — какой мн не слдуетъ быть. Но иначе нельзя. Иначе вамъ не придется даже бывать здсь.

— И лучше было бы! — сказалъ я въ своей юношеской горячности.

— Нтъ, послушайте, будьте же благоразумны! Вы сами знаете, что это ребячество съ вашей стороны.

— И вы хорошо знаете, что я вовсе не ребенокъ, — прервалъ я обиженно.

На это Роза отвтила безъ обиняковъ, глядя мн прямо въ глаза:- Настоящій ребенокъ!

Я такъ и застылъ, не сводя съ нея глазъ. А я то думалъ, что она деликатна! Какъ это было глупо, грубо, по бабьи. Мн вдь шелъ уже двадцать третій годъ.

— Можетъ быть, вы не совсмъ неправы, — сказалъ я, наконецъ. — Я тоже думаю, что будь здсь другія…

— Да, конечно! — воскликнула она, вполн соглашаясь.

— Я постараюсь взять себя въ руки. Скоро подмерзнетъ, наступитъ охотничья пора, я буду больше гулять, побываю повсюду…

— Да, да. Такъ и сдлайте! — сказала Роза, вставая и положивъ свою руку на мою, постояла такъ съ минуту и опять сла. — Да, вообще, другого средства нтъ. Я останусь вашей кузиной, вашей взрослой, колоссальной кузиной, хэ-хэ!

Новая обида. Я былъ не такъ ужъ малъ, чтобы она была колоссальной. Я еще росъ, это правда, но этотъ злосчастный поздній ростъ мой долженъ же былъ скоро прекратиться. Я нарочно перемниль тонъ и сказалъ:

— А разв что помшало поздк въ Іерусалимъ?

Молчаніе.

— Свита перессорилась?

Молчаніе.

— Вы-ли это, всегда такой робкій… который никогда ни о чемъ не спросите?.. Постойте-же, я разскажу вамъ кое-что, хотите? Я, врно, кажусь вамъ сегодня такой взволнованной, и, пожалуй, вы толкуете это по своему. Но дло-то въ томъ, что лопарь былъ здсь сегодня; лопарь Гильбертъ. Онъ всегда наводитъ на меня такой страхъ. Онъ знаетъ многое.

Она говорила о лопар съ ужасомъ; она уже не пыталась больше казаться спокойною, но ясно выдала всю свою тревогу. И мою обиду какъ рукой сняло.

— Какъ только Бенони ушелъ, онъ вынырнулъ изъ-за угла, поздоровался и сразу началъ: «А старуха Малене-то!» Старуха Малене — мать моего мужа… моего перваго мужа. Что же такое съ нею? спросила я, хоть и знаю, что Бенони былъ для нея, какъ сынъ, и всячески помогалъ ей. «А то», — говоритъ Гильбертъ, — «что она разбогатла. Сто далеровъ ей прислали». Кто же прислалъ? — спрашиваю. «Никто», — говоритъ онъ, — «она сама не знаетъ; по почт пришли». Тутъ у меня сердце готово было выскочить изъ груди, и я едва могла спросить: а письма при нихъ не было? «Нтъ», — говоритъ Гильбертъ. Молчаніе.

— Но вдь это хорошо, что старух прислали деньги, — попытался, наконецъ, заговорить я.

— Да, но..? Вдь имъ неоткуда было притти, кром какъ…

— Ну, что вы! — отвтилъ я, стараясь успокоить ее. — Ихъ могла послать администрація, посл продажи имущества.

— Вы думаете? — спросила Роза съ видимымъ облегченіемъ. — Нтъ; вдь тогда это было бы указано; при деньгахъ была бы бумага.

— Да… признаюсь, тогда я не понимаю. Но, во всякомъ случа, вы разведены со своимъ первымъ мужемъ.

Роза покачала головой и сказала какъ бы про себя:

— Разводъ ничего не значитъ.

— Ну, живъ онъ или умеръ, у васъ съ нимъ уже не можетъ быть ничего общаго.

— Вы ошибаетесь. Мн сказали, что онъ умеръ… погибъ, — иначе я бы не вышла замужъ за другого.

— Но Гартвигсенъ и Маккъ выхлопотали вамъ разводъ; они вдь говорили, что разршеніе было получено.

— Да, но мн этого было мало. Вотъ они и сказали, что онъ умеръ.