Роза (пер. Ганзен)

И вечеромъ у нихъ опять разыгралось сраженіе.

Мункенъ Вендтъ зашелъ ко мн часовъ около одиннадцати, когда въ дом все уже спало, и началъ разсказывать. Руки у него были перевязаны, но тряпки сбились, и онъ просилъ меня перевязать ихъ получше.

— Неужто баронесса такая неловкая? — спросилъ я.

Мункенъ Вендтъ мурлыкалъ, словно былъ очень доволенъ, но я видлъ ясно, что мысли его гд-то въ другомъ мст.

— Охъ, ужь эти господа! Все-то у нихъ одни фокусы да ломанье! — сказалъ онъ. — Я взошелъ къ этой старой… къ этой…

— Къ баронесс? — спросилъ я. — Въ ея комнату?

— Да что-жъ мн было длать, коли я ея нигд больше не могъ найти? Что тутъ такого? — отвтилъ онъ. — «Идите внизъ въ гостиную!» говоритъ она. — А что мн тамъ длать? — говорю. Тогда она положила мн примочки и говоритъ: «Спокойной ночи!» — Это почему? — говорю я. Охъ, все-то у такихъ дамъ одни фокусы да кривлянье!

Молчаніе. Я намочилъ тряпки въ свинцовой вод и перевязалъ ему руки. А Мункенъ Вендтъ тмъ временемъ все болталъ и бранилъ баронессу. Видно, онъ пытался подступиться къ ней, но ничего не добился, и я отъ души порадовался этой ея побд. О, я зналъ, что она вовсе не таковская, какъ думалъ Мункенъ Вендтъ.

Онъ все болталъ безъ умолку, и я предложилъ ему пойти на покой. Но ему не хотлось спать, и онъ не собирался еще ложиться.

— Завтра я обозлю ее; застегну жилетку накриво, — сказалъ онъ. Оставлю незастегнутой одну петлю сверху и одну снизу. Да. Пусть знаетъ, что я человкъ невозможный. А ты, небось, не вришь, что она на все готова? Ого!

— Ни за что не поврю! — сказалъ я.

— Ого! Какъ же! Только бы ей повыкачать изъ себя все это кривлянье. Я таки долго сидлъ у нея. «Нельзя вамъ тутъ сидть», сказала она мн, а я услся еще поудобне. «Ну, хорошо, но только на минутку», сказала она. — А почему такъ? — говорю я. Тогда она схватилась за шнурокъ отъ звонка, но позвонить не позвонила. Потомъ насупилась и пошла къ дверямъ, но и ихъ не отворила. Словомъ, одно кривлянье!

— А потомъ? — спросилъ я.

— Потомъ? — передразнилъ онъ. — Что же я могъ подлать съ этими тряпками на рукахъ? Но она изъ одного только упрямства не сдалась.

— Ты понимаешь, что обязанъ попросить у нея завтра прощенья? — сказалъ я съ горячностью. — Сегодня ты машешь хлыстомъ передъ нею, завтра — еще того хуже. Да что ты здсь за баринъ такой? Или ты воображаешь, что передъ тобой простая деревенская двка?

— Н-тъ, — протянулъ Мункенъ Вендтъ тономъ пониже. — Ты говоришь, попросить прощенья? Ладно.

— Завтра же утромъ.

— Сегодня же вечеромъ, сейчасъ! — вдругъ сказалъ Мункенъ Вендтъ. — Чмъ больше я думаю объ этомъ… Ршено! Сегодня же вечеромъ. Ты правъ, я сдурлъ; я не умю обходиться съ такими людьми; да и откуда мн было научиться этому? Когда я поцловалъ ее, она закусила себ губу до крови. Я даже испугался: кровь такъ и брызнула, а ротъ у нея какъ будто расцвлъ. Такъ я пойду сейчасъ и попрошу у нея прощенія. Не такъ ли по твоему? Сразу покончить?

— Нтъ, — сказалъ я.

XIX

Я уже долгое время старался держаться подальше отъ дома Розы. Да, большое испытаніе наложилъ я на себя. Но по дломъ мн было! И я далъ себ слово вновь стать человкомъ долга и чести, не прокрадываться въ домъ Розы съ задними мыслями.

Я встртилъ Гартвигсена. Онъ пригласилъ меня къ себ. Я поблагодарилъ, но отказался.

— Я было хотлъ, чтобы вы того… уговорили своего пріятеля поступить ко мн учителемъ, — сказалъ онъ.

— А вы сами не приглашали его?

— Приглашалъ. Не хочетъ.

— Что говоритъ на это ваша супруга? — спросилъ я.

— Моя супруга? — повторилъ Гартвигсенъ, повидимому, стараясь запомнить это слово. И, въ самомъ дл, съ тхъ поръ онъ сталъ всегда говорить «моя супруга», а никогда больше не называлъ ее Розой. — Моей супруг ни до чего: у нея всякіе страхи въ голов,- продолжалъ Гартвигсенъ. — Приходится мн самому ршать вс дла. Моя супруга не входитъ въ это.

— Хорошо, я поговорю съ Мункеномъ Вендтомъ, — сказалъ я.

Но Мункена Вендта не уломать было. Ему въ самомъ дл было здсь не по себ, и его тянуло во-свояси. Я и радъ былъ и огорченъ его ршеніемъ. Вдобавокъ, онъ крпко держался за нашъ планъ, чтобы и я отправился съ нимъ. Я просто измучился отъ этой мысли. Но руки его, слава Богу, почти совсмъ зажили.

Мункенъ Вендтъ попросилъ-таки у баронессы прощенія за свое поведеніе, но посл того ему еще пуще не по себ стало. Онъ такъ позорно промахнулся, что потерялъ подъ собой всякую опору. Онъ очень радовался, что руки его опять годятся въ дло, и все поджидалъ лопаря Гильберта. Но лопарь словно въ воду канулъ. Іенсъ Папаша давно вернулся домой ни съ чмъ. О, разумется, и тутъ не обошлось безъ баронессы; врно, она послала Іенса Папашу не отыскивать лопаря, а предупредить. Она такъ разсуждала, что если лопаря отыщутъ да прижмутъ хорошенько, то онъ все откроетъ и ее запутаетъ. Бдная, заблудшая баронесса Эдварда!