Рождение командира

— Да что ты какая-то дикая? Чего ты уставилась на меня? — засмеялась Оля. — Мы с Наташей так и думали, что он тебя возьмет к себе. Такой интересный мужчина. И какой смелый! Ты помнишь ведь, как он отличился там, у Голой Долины? На передовом наблюдательном оставался все время, пока его не ранило во второй раз.

— Боже мой, — возмутилась Лиза, — еще этого не доставало: они «так и думали»!

— Так ведь это же лучше — в госпитале работать! — изумилась Оля. — Поработала на батарее, и хватит. У вас, того и гляди, изувечат, убьют.

— Так ты думаешь, ты уверена, что ко мне счастье идет? — спросила Лиза.

— А как же? Он же просто пропадает по тебе, разве не видно? Еще и поженитесь после войны.

— После того как он меня так к себе перевел?

— Дура ты, и больше ничего! — отрезала Оля, но тут же засмеялась и обняла Лизу. — Не дури, не дури! — и убежала.

Через несколько минут Лиза открыла дверь в штаб. Лукин поднял голову.

— А если бы я попросила вас, товарищ майор, не переводить меня с батареи? — спросила она. — Я не могу уйти от товарищей, с которыми мы так долго работали вместе…

— Вероятно, вы можете остаться и на батарее… — помолчав, как-то неуверенно сказал начальник штаба.

Он знал, как получаются подобные переводы, как происходит урегулирование их записками от разного начальства, но вмешиваться в такое дело ему не хотелось. Он взглянул на Лизу, увидел ее глаза, что-то понял в них и уже явно обрадовался, даже взгляд его потеплел. Он перелистал какие-то бумаги. — Я чуть и не забыл сказать, что вы представлены к награде… И есть приказ — награждены…

«За что?» — хотела спросить Лиза и не успела.

— Вы очень хорошо работаете, товарищ Веселова. Вас ценят и любят ваши товарищи… — И вдруг, отбросив свой всегда спокойный тон, сказал: — Ей-богу, я очень, очень рад, но…

Лиза наклонилась вперед: какое «но»?

— Не устали ли вы от этого пребывания в постоянном напряжении? Все-таки армейский госпиталь дальше от боя. А вы… Такая нежная девушка, вот-вот сломитесь.

— Я не сломлюсь, товарищ майор, — ответила Лиза.

— Ну что же, тогда я еще раз повторю: очень рад.

Она шла обратно и говорила себе:

— Мы покончим с этим романтическим увлечением, вот что мы сделаем!.. — А на душе было тяжело: она окончательно (и думала — навсегда!) отказывалась от человека, которого полюбила, во имя того, что она считала самым главным. Ей казалось, что с этим ее поступком все рушится в ее жизни. Шебалин — пусть по-своему он и любит ее, — конечно, разлюбит, когда узнает, что ее оскорбил выхлопотанный им перевод, и она никогда не увидит его больше. И это было так тяжело, что до сих пор в своей жизни Лиза еще не знала такого.

Она шла все быстрее, она не хотела никого видеть сейчас: нелегко покончить со всеми ее мыслями о нем, со всей ее тоской о нем и тревогой. Но она покончит! Вот увидите, товарищ Шебалин!

И не знала, что она перевернула только первую страницу повести, может быть, долгой, может быть, короткой. Кто знает?

● Москва

1959 г.

ДРУЖБА

Наши войска наступали на Украине. Зима в 44-м году была очень теплая. Днем на солнце капало с крыш, и снег на полях таял. Везде, где двигались машины, шли люди и проезжали повозки, растаптывалась черная, вязкая грязь. Такую грязь войскам так же трудно преодолевать, как мороз и вьюгу.

В начале наступления штаб нашего гвардейского стрелкового корпуса находился в деревне Назаровке. Дом, где мы стояли, был сильно поврежден снарядами, крыша у него сгорела, разбитые окна и дыры в стенах были заткнуты мешками с соломой. Неподалеку от дома был хороший колодец. Все идущие через Назаровку походные кухни останавливались около этого колодца и брали воду.

Вечером, выйдя из штаба, я увидела среди машин и повозок собачью запряжку. Четыре собаки — все разные по цвету и росту — тянули по грязи белую неширокую лодку. Они поравнялись с колодцем, свернули с дороги в нашу сторону и по знаку каюра остановились. Собаки были облеплены грязью и так устали, что три из них сразу же легли на землю, опустили головы на вытянутые лапы и прикрыли глаза. Только один коричневый, кудлатый пес с желтыми подпалинами над глазами и с острыми ушами еще стоял и, чуть наклонив голову набок, смотрел на каюра…

Каюр, немолодой уже боец, тяжело вытаскивая из грязи ноги, подошел к лодке. В таких легких лодках собаки вывозят раненых с поля боя. Сейчас лодка была пуста, в ней лежали только стеганый ватный конверт, вещевой мешок каюра да собачьи пожитки: миски для еды и закопченное ведерко. Каюр взял ведерко и пошел к колодцу.

У колодца шофер грузовой машины, невысокий парень в ватной куртке, опускал привязанное на веревке ведро. Оно шло вниз, гулко ударяясь о бревенчатый сруб, потом булькнуло в воде и остановилось. Шофер оглянулся на каюра и заметил собак.

— Притомились твои кони! — Шофер ловко перехватил веревку, вытянул ведро наверх и стал его отвязывать. — Давай налью, — сказал он каюру. — Что же, работали нынче?