Теперь онъ уже боле не читалъ, а съ отчаяніемъ въ душ ходилъ вдоль и поперекъ комнаты. Скруджъ взглянулъ на духа, покачалъ головою и съ выраженіемъ безпокойства и ожиданія ежесекундно взглядывалъ на дверь.
Вдругъ она распахнулась и маленькая, крошечка двочка, гораздо моложе, чмъ мальчикъ, какъ стрла влетла въ комнату, кинулась къ нему, обвила его шею руками и цлуя его нсколько разъ, шептала:
— Милый, милый братъ! Я пріхала, чтобы увезти тебя домой, милый, милый братъ, — повторяла она, хлопая въ ладоши, своими маленькими, худенькими ручками и чуть не падая отъ охватившаго ее безумнаго, радостнаго хохота. — Я сейчасъ увезу тебя домой, домой, домой!
— Домой, маленькая Фанни? — повторялъ за ней мальчикъ.
— Да, домой! — сіяла она. — Домой и навсегда! Папа теперь сталъ такой добрый, хорошій, и теперь у насъ стало гораздо лучше, теперь настоящій рай! Онъ разъ вечеромъ такъ ласково говорилъ со мною, что я даже ршилась еще разъ спросить его, можно ли теб вернуться домой? Онъ мн отвтилъ, что, конечно, можно, и сегодня же послалъ меня за тобою на почтовыхъ лошадяхъ. Ты скоро сдлаешься настоящій мужчина! — съ гордостью прибавила она, широко раскрывая свои огромные глаза. — И ты больше ни когда, никогда не вернешься сюда. Но самое главное это то, что мы проведемъ праздники вмст и намъ будетъ ужасно, ужасно весело!
— Ты настоящая женщина, маленькая моя сестренка! — вскрикнулъ мальчикъ. Она радостно забила въ ладоши и вновь расхохоталась. Потомъ попробовала погладить, его волосы, но для этого она была слишкомъ мала. Это ее опять ужасно разсмшило и она встала на ципочки, чтобы поцловать его. Въ своемъ дтскомъ увлеченіи, она стала толкать его къ выходу и онъ радостно слдовалъ за нею, не испытывая ни малйшаго сожалнія покинуть эту мрачную комнату.
Вдругъ снизу, изъ передней до нихъ донесся ужасный голосъ:- «Давайте сюда вещи мистера Скруджа, да поживе!» — И въ то же мгновеніе въ дверяхъ классной показался самъ господинъ учитель, взглянувшій на мальчика со свирпою снисходительностью и неожиданно протянувшій ему въ знакъ прощанія руку, что повергло мальчика въ невроятное смущеніе. Посл этого онъ провелъ брата и сестру въ низкую, холодную и сырую, какъ погребъ комнату, гд развшанныя по стнамъ географическія картины и разставленные по нишамъ оконъ земные и небесные глобусы, казались совершенно замерзшими. Онъ поставилъ передъ ними графинъ очень легкаго вина и нсколько ломтей очень тяжелаго торта. Угощая собственноручно эту молодую парочку подобными прелестями, онъ въ то же время послалъ человка, крайне невзрачной наружности предложить «что-нибудь» кучеру, на что тотъ отвчалъ, что очень благодаритъ барина, но что если его хозяинъ угоститъ тмъ самымъ виномъ, которымъ его когда-то тутъ угощали, то онъ предпочитаетъ отказаться отъ него. Тмъ временемъ успли привязать чемоданъ Скруджа на крышку кареты. Молодые люди, очень сердечно простились съ учителемъ и, свъ въ экипажъ, съ легкимъ сердцемъ выхали изъ аллей парка. Быстро катящіяся колеса вздымали снгъ и иней съ придорожныхъ кустовъ.
— Это было всегда нжное, слабое созданье, которое малйшее дуновенье втра могло погубить, — сказалъ призракъ. Но какое огромное сердце вмщало въ себ это маленькое существо!
— Да! — вскричалъ Скруджъ. — Ты правъ, и конечно не мн оспаривать это. Сохрани меня Богъ!
— Она умерла, будучи замужемъ и кажется оставила двухъ сиротъ?
— Одного, — отвтилъ Скруджъ.
— Правда, — сказалъ духъ, — твоего племянника.
Скруджу видимо стало какъ-то не по себ, и онъ коротко отвтилъ «да».
Хотя они только что оставили школу, они уже находились въ самой многолюдной части Лондона, гд сновали взадъ и впередъ безтлесныя существа, гд двигались тни экипажей и телгъ, гд все было полно гамомъ и сутолокой городской жизни. По праздничной одежд толпы было очевидно, что здсь было Рождество. Наступилъ уже вечеръ и улицы были освщены.
Призракъ остановился у дверей одного изъ магазиновъ и спросилъ Скруджа, узнаетъ ли онъ его.
— Узнаю ли его? — воскликнулъ тотъ. — Да разв не здсь былъ я подмастерьемъ?
Они вошли. При вид стараго господина въ парик, сидящаго за такою высокою конторкою, что будь онъ на два пальца выше, то ударился бы головою о потолокъ, Скруджъ сильно волнуясь, воскликнулъ:
— Тьфу ты, пропасть! Да вдь это старый Феззнунгъ! Онъ самый и есть, какъ живой!
Въ это время старикъ Феззнунгъ положилъ перо, взглянулъ на стнные часы, показывавшіе семь пополудни, потеръ об руки, поправилъ свой обширный жилетъ, расхохотался во все горло, содрогнувшись отъ этого смха отъ головы до пятъ, и хлопнувъ въ ладоши, крикнулъ звонкимъ и веселымъ голосомъ:- Кто тамъ? Эбенезеръ! Дикъ!
Другое я Скруджа, теперь ужъ въ вид взрослаго молодого человка, быстро вошло въ комнату въ сопровожденіи своего товарища, другого подмастерья.
— Это наврное Дикъ Вилькинсъ, — прошепталъ Скруджъ духу. — Да, да это онъ! Боже мой! Добрый, милый Дикъ! Какъ онъ любилъ меня!