Рождественская песнь в прозе (пер.Врангель)

Магазины живности были открыты только на половину, тогда какъ фруктовые красовались всею своею роскошью. Здсь были огромныхъ размровъ круглыя пузатыя корзины великолпныхъ каштановъ, напоминавшія своею выпуклостью чрева милыхъ, любящихъ покушать старичковъ. Эти корзины, выставленныя въ дверяхъ магазиновъ, казалось, готовы были упасть, вывалиться на улицу, въ экстаз своего апоплексическаго самодовольства. Виднлись головки красноватаго испанскаго лука, такія яркія, широкобокія, напоминавшія своею полнотою своихъ соотечественниковъ монаховъ и кидавшія вызывающіе взгляды на скромно проходившихъ двушекъ, еле ршавшихся поднять глаза на падубовыя втви, развшанныя гирляндами; тамъ дальше лежали груши и яблоки красивыми и аппетитными пирамидами; грозди винограда, которые продавцы, движимые особенною предупредительностью, развсили въ наиболе видныхъ мстахъ, чтобы у любителей потекли слюнки и они бы даромъ освжились. Еще цлыя груды темныхъ, мшистыхъ орховъ, напоминающихъ своимъ нжнымъ ароматомъ давно забытыя прогулки по лсамъ, гд испытывалось наслажденіе чуть не до колнъ проваливаться въ слой сухого листа; тамъ были еще печенья, сушеныя Норфолькскія яблоки, сморщенныя и темныя, такъ красиво выдляющіяся на золотомъ фон апельсиновъ и лимоновъ, которые, казалось, такъ хвалились своею величиною и сочностью, напрашиваясь, чтобы ихъ завернули въ бумагу, унесли домой и съли бы за дессертомъ. Золотыя и серебряныя рыбки и т, не смотря на свою принадлежность къ пассивной и холоднокровной пород, выставленныя въ бокалахъ среди этой роскоши фруктовъ, догадывались, что происходитъ что-то необычайное, и безостановочно, съ открытыми ртами и въ большомъ волненіи, двигались взадь и впередъ по своему маленькому царству. А торговцы колоніальными товарами! О, какіе у нихъ товары! Хотя ихъ магазины были почти закрыты, но все же черезъ щели ставней какія виднлись чудесныя вещи! Вдь дло было не только въ веселомъ звук всовъ, ударявшихся о прилавокъ или въ шуршаньи крахмальной тесьмы, быстро отдляющейся отъ своей катушки, или въ непрерывномъ звон жестянокъ съ кофе и чаемъ, предлагаемыхъ постителямъ. Бумъ, бумъ, бумъ! по прилавку; он появляются, исчезаютъ, он летаютъ по рукамъ приказчиковъ, какъ шарики жонглера. Дло было, повторяю, не только въ смшанномъ аромат чая и кофе, столь пріятномъ для обонянія; въ красивомъ и крупномъ изюм, въ снжно-бломъ миндал, въ такихъ длинныхъ и прямыхъ палочкахъ корицы и другихъ превкусныхъ прянностяхъ; ни въ такъ хорошо глазированныхъ фруктахъ, въ пятнахъ отъ сахара, одинъ видъ которыхъ волновалъ наиболе равнодушныхъ прохожихъ и заставлялъ сохнуть отъ зависти; ни въ мягкихъ и мясистыхъ винныхъ ягодахъ, ни въ французскихъ сливахъ, съ скромнымъ румянцемъ, въ роскошныхъ корзинкахъ, ни наконецъ, во всхъ этихъ вкусныхъ вещахъ, разодтыхъ въ праздничные уборы. Но надо было видть покупателей, такъ нетерпливо и жадно стремящихся исполнить весь намченный на сегодня планъ; надо было видть, какъ они толкались въ дверяхъ, съ силою ударяя другъ друга своими корзинками съ провизіей, какъ, забывая въ прилавк свои покупки, бгомъ возвращались за ними и вообще совершали тысячи подобныхъ оплошностей въ самомъ радужномъ настроеніи, въ то время какъ хозяинъ съ прикащиками выказывали столько искренности, что полированныя жестяныя сердца, которыми они сзади прикрпляли свои передники, положительно являлись изображеніемъ ихъ собственныхъ сердецъ выставленныхъ на глаза публики для свободнаго обозрнія. Это были прекрасныя, позолоченныя сердца, сердца готовыя отдаться, если вы только пожелаете, сударыни!

Вскор раздался звонъ колоколовъ, призывающій добрыхъ людей въ церковь. Цлыми толпами повалили они къ служб, наводняя улицы, въ праздничныхъ платьяхъ, съ радостными лицами. Въ тоже время изъ множества прилегающихъ боковыхъ улицъ, безимянныхъ переулковъ и дворовъ показалось множество людей, несущихъ разогрть свои скромные обды. Видъ этихъ бдняковъ, съ ихъ жалкой трапезой въ рукахъ, казалось, возбудилъ участіе Духа, такъ какъ онъ всталъ вмст съ Скруджемъ въ дверяхъ одной изъ булочныхъ и приподнимая покрышку каждаго блюда, по мр того, какъ ихъ проносили мимо, вспрыскивалъ ихъ обдъ своимъ факеломъ. Надо признаться, что факелъ этотъ обладалъ чудодйственною силою. Нкоторые изъ бдняковъ, торопясь съ своими обдами, нсколько разъ сталкивались другъ съ другомъ, что вызывало, каждый разъ, между ни ми ужасную перебранку. Но только стоило Духу бросить на нихъ нсколько капель воды, какъ они сейчасъ же приходили въ самое хорошее настроеніе, приговаривая, что ссориться въ день Рождества великій грхъ. И какъ они правы! Какъ они глубоко правы!

Но вотъ колокола отзвонили, булочныя закрылись. Въ воздух носился живительный, вкусный запахъ, предвстникъ всхъ готовящихся обдовъ, а надъ трубой каждой печки булочника скоплялся густой туманъ, и изразцы ея испускали паръ, какъ будто также варились вмст съ обдомъ.

— Разв въ томъ, что ты изливаешь изъ твоего факела есть какое нибудь особенное благоуханіе? — спросилъ Скруджъ Духа.

— Да есть. Мое собственное.