Рождественская песнь в прозе (пер.Врангель)

— И оно могло передаться всмъ обдамъ, которые ты окропилъ?

— Всмъ, предложеннымъ отъ добраго сердца и въ особенности бднымъ.

— Почему же бднымъ?

— Потому что они боле другихъ нуждаются.

— Духъ, — сказалъ Скруджъ посл минутнаго размышленія, — посл твоихъ словъ, меня крайне удивляетъ, что среди всхъ существъ, населяющихъ смежные съ нашимъ міры, духи, подобные теб, взяли на себя столь жестокую обязанность — лишать именно этихъ несчастныхъ такъ рдко представляющагося имъ случая удовлетворить невинное желаніе.

— Я лишаю? — воскликнулъ призракъ.

— Ну, конечно, ты лишаешь ихъ возможности обдать каждый седьмой день, тотъ единственный день, въ недлю, когда они, можно сказать, обдаютъ по человчески.

— Я? — повторилъ духъ.

— Да ты. Разв ты не заставляешь закрывать эти заведенія въ дни отдыха? Разв это не тоже самое? — спрашивалъ Скруджъ.

— Я! Я заставляю! — негодовалъ призракъ.

— Прости меня, если я ошибаюсь, — сказалъ Скруджъ. — По вдь все это длается во имя твое или во всякомъ случа во имя твоей семьи.

— На этой земл, на земл, на которой ты живешь, находятся люди, воображающіе, что они насъ хорошо знаютъ, и которые, прикрываясь нашимъ именемъ, лишь служатъ своимъ порочнымъ страстямъ: гордости, злоб, ненависти, зависти, скупости, ханжеству и эгоизму. Но они столь же чужды намъ и всей нашей семь, какъ еслибы ихъ никогда и не существовало. Помни же это и другой разъ, считай отвтственными за ихъ поступки ихь самихъ, а не насъ.

Скруджъ общалъ ему это и они, все такіе же невидимые, какъ и до сихъ поръ, перенеслись въ предмстье города. Призракъ обладалъ удивительною способностью, крайне поразившею Скруджа еще въ булочной. Онъ умлъ, не смотря на свой гигантскій ростъ, устроиться въ каждомъ данномъ мст, какъ бы оно мало ни было, такъ, чтобы никого не стснять. Онъ одинаково сохранялъ свойственную ему грацію и особое величіе, какъ подъ сводами высокаго дворца, такъ и подъ низкимъ потолкомъ лачуги.

Быть можетъ то удовольствіе, которое испытывалъ духъ, показывая свою удивительную способность, а быть можетъ, влеченіе его доброй, милосердной и любящей души къ бднымъ привело его въ домъ конторщика Скруджа, вмст съ самимъ Скруджемъ, не выпускавшимъ изъ своихъ судорожно сжатыхъ рукъ одежды призрака. На порог входной двери духъ улыбнулся и, пріостановившись благословилъ жилище Боба, окропивъ его брызгами изъ своего факела. Знаете ли вы, что Бобъ Прочитъ имлъ всего только пятнадцать бобовъ [4] въ недлю? Каждую субботу онъ заполучалъ лишь пятнадцать штукъ, полученнаго имъ при крещеніи имени, а между тмъ это обстоятельство не помшало духу Святокъ благословить его маленькій домишко изъ четырехъ комнатъ. Въ это самое мгновеніе встала съ кресла мистриссъ Кречитъ, жена Боба, скромно одтая въ своемъ дважды перевернутомъ плать, но за то вся разукрашенная дешевыми ленточками, производившими, могу васъ уврить, недурное впечатлніе за свою ничтожную цну — двнадцать пенсовъ. Съ помощью своей второй дочери, Белинды, также тонувшей въ лентахъ, она стала накрывать на столъ, тогда какъ мастеръ Петеръ Кречитъ варилъ въ кастрюльк картофель и почти что давился краями воротничка своей чудовищной крахмальной рубашки, — въ сущности, впрочемъ, не вполн своей, такъ какъ она принадлежала его отцу. Но Бобъ одолжилъ ее ради Рождества своему сыну и наслднику, который былъ на седьмомъ неб, чувствуя себя такъ хорошо одтымъ, и горлъ нетерпніемъ показаться въ подобныхъ воротничкахъ въ фешенебельномъ парк Лондона. Потомъ двое маленькихъ Кречитовъ, мальчикъ и двочка, стремительно вбжали въ комнату и съ восторгомъ, перебивая одинъ другого, лепетали о томъ, что они сейчасъ слышали возл булочной запахъ жаренаго гуся и узнали въ немъ своего. Заране предвкушая прелесть вкуснаго блюда съ соусомъ изъ шалфея и лука, маленькіе обжоры принялись танцовать вокругъ стола и возносить до небесъ искусство мастера Петера, исполнявшаго сегодня обязанности повара, тогда, какъ онъ, (нисколько не гордясь, не смотря на угрожавшіе задушить его воротнички) такъ усердно раздувалъ огонь въ камин, что запоздавшій было картофель наверсталъ потерянное время и безцеремонно заколотилъ въ крышку кастрюльки, давая понять, что онъ готовъ и настало время его снимать.

— Что могло такъ задержать отца? — сказала мистриссъ Прочитъ. И Тини Тимъ не идетъ? И Марта также? Въ прошлогоднее Рождество она уже была дома въ это время.

— А, вотъ и Марта, мама! — воскликнула молодая двушка, показываясь въ дверяхъ.

— А вотъ и Марта, мама! — повторили оба маленькіе Кречита. — Ура. Еслибы ты знала Марта, какой у насъ будетъ гусь!

— Дорогая двочка, да благословитъ тебя Господь! Какъ ты поздно пришла! — говорила мистриссъ Кречитъ, цлуя ее разъ двнадцать и съ невообразимою нжностью снимая съ нее шляпу и шаль.

— Намъ пришлось сидть вчера очень долго, заканчивая срочную работу, — сказала молодая двушка, — а сегодня пришлось разносить ее по домамъ.

— Ну, довольно, довольно! Ты ужъ дома, нечего объ этомъ вспоминать, — сказала мистриссъ Кречитъ. — Сядь поближе къ огню, моя дорогая и погрйся.